Игорь Растеряев
Его игра понятна каждому русскому человеку. Рожденный в Питере, он не перестает быть раковским жителем, а живя в Раковке не может без Питера. Его предки происходят из области Войска Донского, что у реки Медведицы, а он сам – народный бард и певец земли русской. Многогранный, творческий и одаренный, актер и певец – Игорь Растеряев!
Игорь, расскажите о себе: как проходило Ваше детство, кто Ваши родители и как получилось так, что Вы пошли в театральный?
Я родился в Ленинграде, в 1980 году. Детство проходило в историческом центре, посреди дворцов, что безусловно наложило отпечаток на меня. Мама моя – коренная ленинградка, петербурженка, по маминой линии все блокадники, отец из Волгоградской области, из той ее части, которая до революции входила в состав Области Войска Донского.
В театральный я попал потому, что ни в какой серьезный институт меня никто бы не взял, считать я не умею, языки изучать не люблю, а с физикой и химией, – это вообще отдельный разговор. Пытались меня пристроить на журфак: сочинения писать я всегда любил, но, чтобы перестраховаться, мама посоветовала еще попробовать в театральный. Так, на всякий случай. Вот я и попробовал, хотя, конечно, никогда настоящим театралом не был, ни на какие спектакли активно не хаживал, за театральной жизнью не следил, да и актеров никаких почти не знал, и до сих пор не знаю. Как-то варился в своем котле, на своей волне, так сказать, всегда был. Меня и в театральный взяли за то, что за три ночи научился на бутылках играть, да и сам по себе здоровый паренек был, по полтора литра кефира в день выпивал. Видимо типаж мой подходил, почти все остальные старше были. Меня вначале на вечернее взяли, то есть, я еле-еле туда вполз, так-то, конечно, многие меня брать не хотели, особенно по движенческим дисциплинам педагоги. Я зажатый очень был. А вообще, если кого из читающих не возьмут в театральный, – расстраиваться не надо особо, и уж тем более себя в чем-то корить: я им всем могу сказать точно – это лотерея.
Какие роли Вам приходилось играть?
Роли у меня были всегда второ- и третьестепенные, эпизодические, если не считать выпускного спектакля в институте, где я сыграл главную роль майора ветеринарной службы. А в театре играл маленькие роли лакеев, алкашей и солдат. И еще номера у меня были, – на ложках играл, на пиле, был номер на солдатской фляге. Напарником моим был Александр Стекольников, его многие читатели наверняка знают, как Валентина Будейко из «Универ. Новая общага». Вот мы с ним и шарашили эти номера: он чечетку, а я на ложках. Неплохо зарабатывали по тем временам на этом. То есть в театре тоже я тяготел к сольному творчеству, оно мне ближе всегда как-то было, хотя и коллектив любил, он в БУФФе очень хороший.
У Вас есть песни, связанные с войной. Одна из них – «Песня про Юру Прищепного». В ней рассказывается о герое, погибшем за Родину. А Вы сами были в боевых действиях? Что для Вас значит армия и есть ли у Вас друзья-солдаты?
Сам я в армии не был. И ни в каких боевых действиях тоже, соответственно, не бывал. Друзей солдат у меня, естественно, нет, потому что все мои именно друзья – это уже дядьки под 40 лет, как и мне примерно. Притом среди них служивших – очень и очень мало, если не считать Каюкова Алексея, который полтора года прослужил в ж.д. войсках во Мге. Удивительного тут нет. В те годы, когда мы должны были служить, мало кто шел из городов, из Питера, например. Служила в основном деревня и провинциальные городки. Я не говорю, что это хорошо и достойно восхищения, просто так было по факту. Из моего выпускного класса не служил никто. Из параллельного, – один человек. В то время как у брата-ровесника в Раковке, – почти все. Потом – ту армию (в 90-е) и ту, что сейчас – сравнивать конечно нечего: именно поэтому туда так охотно все сегодня и идут.
Ваше родное село – Раковка, и Вам интересно петь и рассказывать о селе. Ваш первый клип, впервые вышедший на просторы интернета, разлетелся по всей России. Это была песня про комбайнеров. В интервью журналистам Вы говорили, что она получилась внезапно, после просмотра передачи. Изменилась ли сельская жизнь в последние годы? Есть ли точки роста в России, кроме Москвы, и где они – в селе или в городе?
Внесу небольшую коррективу. Раковка – это название станции, сам населенный пункт называется хутор Сухов Второй. Ролик про комбайнеров был снят в 12 км оттуда – у меня дома, на хуторе Глинище. Про точки роста, - это лучше спросить у более умных людей, экономистов, но могу сказать точно, что в Раковке никаких точек нет.
Что бы Вы сделали, чтобы возродить село?
Я могу сказать, чего бы я не сделал. Я бы, например, его для начала не разрушал. В буквальном смысле. За 26 лет с момента развала СССР в одной только Раковке разбито, закрыто и развалено столько объектов, сколько не было за всю Великую Отечественную. Заготзерно – разбито. Вокзал – разбит. Водокачка – снесена. Колхозные фермы – разбиты. Когда я говорю разбиты – это значит, что они физически снесены и разрушены, превращены в развалины. Нефтебазу закрыли в этом году. Поезда – отменены. Школа пока еще держится. Больницу собирались закрывать, но пока только урезали в правах. Народ оттуда бежит. Спасает только недалекое расположение от райцентра Михайловки, где еще есть какая-то работа. И это я говорю сейчас об относительно благополучном сельском населенном пункте. Том, который еще дышит. Ибо рядом полно пустошей, которые когда-то были хуторами, но люди оттуда сбежали. Согнали их оттуда. Вообще, все делается для того, чтоб сельский человек сбежал со своей земли.
Вы молодой и одаренный гармонист, изучивший этот инструмент до последней кнопки. Много ли таких как Вы, талантливых самородков, или играть на гармони сейчас не модно?
Спасибо, конечно, но это не так. Во-первых, гармонь я знаю не только не до последней кнопки, но я даже до сих пор не знаю зачем на ней целый ряд кнопок, ибо обхожусь вполне себе средним уровнем игры, и в этом нет никакой неправды – любой профессиональный баянист и гармонист вам это подтвердит. Другое дело, что мне такого уровня для моих задач, видимо, пока хватает. Потому что задача – донести текст песни под сопровождение аккомпанемента музыкального инструмента. Не меньше, но и не больше. А настоящих музыкантов-виртуозов, конечно, много. И мне даже говорили, что есть молодые ребята, кто на гармони тоже стал играть. Это, конечно, здорово.
Вы учились в театральном университете Санкт-Петербурга. Среди Ваших сверстников было немало одаренных ребят. Были ли среди них те, кто был поистине удивителен в своей работе?
Я учился в театральной академии. Теперь ее переименовали в институт. Но, может, когда-то станет и университетом. Среди сверстников было много интересных ребят. Многие были из провинции, гораздо старше, после армии уже люди. Были иностранцы. Мне сложно сказать, – я тогда не анализировал. Понимаете, театральный институт – это не совсем то, что может показаться на сторонний взгляд. Это порою тоже довольно рутинно и утомительно. И занимает абсолютно все время. То есть, если ты учишься там, – ты не можешь подрабатывать, как в других вузах. У тебя почти нет выходных. Для меня самым удивительным всегда был Слава Викторов. Очень скромный парень. Отслужил во флоте. На курсе им занимались недостаточно много, по моему мнению, ролей не давали главных. Но этот человек всегда поражал меня тем, что всегда ходил на все пары, в любое время и при любом самочувствии. Занимался с полной самоотдачей. Хотя жил в пригороде, в Колпино. И в итоге, не имея практически никакой роли в дипломном спектакле, – запомнился всем и полюбился больше всех остальных. Он, – не имевший ни одного слова, умудрился все сказать без слов. Он сделал всех! Вот эта его ответственность и желание, - наверное, самое удивительное из работы сверстников, хотя личностей с прибабахом у нас было немало.
Если бы Вы стали продюсером, кого бы Вы продвигали?
Я бы не стал продюсером. У меня бы растащили всю кассу, и на этом бы все продюсирование закончилось. Кроме того, – я все-таки больше одиночка. С натяжкой можно сказать, что я продюсирую в своих песнях каких-то персонажей или идеи – ибо о них пою. Но это нельзя назвать продюсированием. Нет, продюсировать бы я не стал еще и потому, что не люблю никем управлять и не люблю никому подчиняться. Я больше одиночка все-таки.
Игорь, у Вас есть замечательная песня – «Ростов». Чтобы ее услышать, стекались люди не только из России, но и из близлежащих стран, в том числе и из Донбасса. Сейчас в этом регионе идет война... Как, на Ваш взгляд, положение изменилось по сравнению с 2014 годом? Как Вы относились к конфликту в 2014 году и как относитесь сейчас?
Ну, как можно относиться к братоубийственной войне? Разумеется, отрицательно. Насчет положения, – я не могу сказать: это надо спрашивать у людей, кто там был в 2014 и кто там есть сейчас. Они скажут. А вообще, конечно, столько противоречивого рассказывали мне в приватных беседах участники тех событий, что я бы детей от общения с ними поостерег. Детям нужна ясная картинка мира, понятная. А сегодняшние участники, – это люди, опаленные реальной жизнью, реальной войной, могут что-нибудь и неожиданное рассказать, детям сложно будет такую многоликую правду переварить. Шок может быть. Поэтому лучше – про Ледовое побоище им рассказывайте.
Песня пишется так. Сначала приходит мелодия, – потом только текст. Мелодия тащит тему. А у гармошки темы все, видимо, горизонтально дорожные
Вы поете о России, о селе, о народе… Ваша музыка – это боль и любовь к родной земле одновременно. Почему Вы выбрали именно эту тему? Что Вас вдохновляет петь о Родине и России?..
Это все гармонь. Песня пишется так. Сначала приходит мелодия, – потом только текст. Мелодия тащит тему. А у гармошки темы все, видимо, горизонтально дорожные. Вот и весь секрет. Вот даже единственная песня – «Ленинградская». Под гармонь. Не потому ли она смогла прорваться в репертуар, что в ней все равно присутствует широкий полевой простор: изначально, – ледовое поле замерзшей Ладоги? Очень может быть, что именно поэтому. Без этого заснеженного простора не дала бы гармошка, скорее всего, пустить в себя европейский вертикально графический город.
Что для Вас роднее и ближе, – Раковка или Санкт-Петербург?
Для меня ближе знать в Питере, что у меня есть Раковка, а в Раковке, – знать, что у меня есть Питер. И то, и то. Двойное гражданство у меня. Мне одинаково нужна и 45-градусная жара летом, и питерская сырость… Я с годами все больше стал себя ловить на том, что люблю сумрак, дождь… но и от запаха полыни дурею, – как аккумулятором заряжаюсь от степного горизонта.
Есть ли у Вас другие увлечения, помимо музыки?
Люблю рыбалку. Почему – не знаю. Папа у меня не рыбак. Мама – тоже. Рисовать люблю. Ну и общаться с друзьями неспешно, по-питерски.