– Это последняя. – Валик протягивает мне железную банку. «Голубцы в томатном соусе с рисом» – тот еще деликатес. Но выбирать не приходится.
– Михалыч, заводи шарманку, – двигатель автомобиля завибрировал, – через полчаса будут готовы.
Валик подпрыгивает на месте. Из-под его ног во все стороны летит жижа из полурастаявшего снега, тормозной жидкости и отходов человеческой жизнедеятельности.
– Мужики, табак есть? – раздается сверху приглушенный голос, – пятихатку даю. Хоть пару штук.
Водительская дверца фуры чуть приоткрыта. В узкую щель виден красный глаз и половина небритой морды. Глаз смотрит умоляюще: – Я уже третьи сутки без дыма кантуюсь, как из Хельсинки отчалил.
Мы сочувственно вздыхаем, но качаем головами. В наших условиях сигареты ценятся на вес золота. Это самая ходовая валюта. За три сигареты можно получить пару банок тушенки, за пачку – пятилитровую канистру бензина. Шляпу с широкими полями, взамен утерянной, Валик выменял у франта из Ауди на четыре сигареты. Снегопад образовал на ней белый холмик, отчего поля обвисли, и Валик стал похож на размокший от дождя груздь. Такой же унылый и печальный.
Дверца фуры приоткрылась чуть шире. Полморды оказались широким улыбчивым лицом с рыжими бровями.
– Валера, – представился дальнобойщик. – Слышите, что передают?
Он покрутил ручку приемника, из которого доносилось: «…за прошедшие сутки в Тверском регионе выпало рекордное количество осадков. Высота снежного покрова в некоторых местах достигает 60-70 сантиметров. Метеоситуация в дальнейшем будет ухудшаться. МЧС рекомендует автовладельцам воздержаться от поездок на личном автотранспорте…»
– Воздержаться …? – завопил Валера. – Как я объясню финнам, что 20 тонн бройлеров тухнут из-за того, что началась зима и в России выпал снег?
Мы бы с радостью воздержались, если бы не командировочные удостоверения в дешевой пластиковой папке. Папку выкинули из бардачка, когда искали консервный нож. Нож обнаружить не удалось, но и папка не вернулась на место. Часть удостоверений была скомкана, затем небрежно разглажена. Угол моего удостоверения надорван.
Валик достал разогретые голубцы. Эти 400 грамм нам предстояло разделить на шестерых. Вода закончилась три часа назад. Дальнейшая перспектива терялась в заснеженном буране.
Впоследствии этот день, 30 ноября 2012 года, запомнится как начало самого жестокого транспортного коллапса в России. В результате снегопада на главной трассе страны – М 10, «Москва – Санкт-Петербург» образовалась гигантская автомобильная пробка длиной в 200 километров. Мы оказались в ее эпицентре.
Вынужденное бездействие привело к тому, что я пишу эти строки…
Я не писатель, нет. И даже не журналист. Я телевизионный работник.
Телевидение – это прибежище не состоявшихся в профессиях гуманитариев. Его табель о рангах весьма условна, особенно в провинции, колыбели будущих столичных знаменитостей. За некоторым исключением, она рассчитана на производственную универсальность. Начинаешь репортером в новостях. Бегаешь за водкой местным звездам журналистики, путающим экскаватор с эскалатором. Пишешь убогие информации типа «Ледяная горка ожидает первых смельчаков», «Возле горпищкомбината видели лису», «День коммунальщика окончился мордобоем». Учишься писать, начитывать закадровые тексты, копируя экстатичных столичных ведущих, осваиваешь съемку и монтаж, таскаешь неподъемный штатив за оператором. Накапливаешь в сознании множество обрывочных и лишних знаний из разных областей человеческой деятельности.
Так, в непростом физическом и моральном труде выковывается очередной разносторонний дилетант. Завершает образ будущего телевизионного работника диплом о неликвидном заочном образовании. Получив его, работник отправляется в столицу за головокружительной карьерой и нестабильной зарплатой.
Единственной тучкой, способной омрачить ясный небосклон творческого роста на телевидении, является фигура редактора.
Четыре редактора прошли через мою жизнь. Этих разных людей объединяло следующее: никто из них никогда не сделал из плохого текста – хороший. А из хорошего – плохой очень часто.
Первый мой редактор – внушительных размеров дама лет сорока пяти – много лет трудилась диспетчером строительно-монтажного управления. Когда СМУ закрылось, не выдержав конкуренции азиатской рабсилы, дама устроилась главным редактором на местную телестудию, возглавлял которую майор авиации, которому на чем стало летать. Единственная практическая рекомендация, которой одарила меня редактор, заключалась в следующем:
– От непьющих мужчин надо держаться подальше. Либо больные, либо что-то задумали...
Второй главный редактор представлял тип идейного функционера, кристально честного и усердного исполнителя. Тщетно редакционные «серые кардиналы» заманивали его в свои хитроумные комбинации. Он служил информационному вещанию также самоотверженно, как некоторые служат Богу, женщине или родине. Он был настолько погружен в создание мифов из отечественной действительности и для нее, что совершенно забывал о существовании действительности зарубежной. Увидев на экране рабочего стола моего компьютера фотографию «Битлз», искренне поинтересовался:
– Это ваши родственники?
Третий редактор-женщина запомнилась тем, что решительно вставила в чей-то сценарий фразу: «Величию музыкального дарования Бетховена не помешал даже физический недуг – слепота». Медсестра по образованию, сейчас она преподает продюсерское мастерство в ведущем творческом вузе страны.
Четвертый редактор, провинциальная учительница русского языка и литературы, дебютировала на московских «голубых экранах» в качестве автора передачи «Дела житейские». «Что таит в себе арбуз?», «Как привлечь щедрого и состоятельного мужчину», «Тайны узвара» и т.д.
Дольше всех мне пришлось иметь дело с четвертым редактором. Мы трудились на одном из частных московских телеканалов. После ее редактуры девять из десяти сценариев начинались словами: «Эта история произошла в…».
К чести несостоявшегося педагога надо сказать, что она быстро оставила литературные потуги и сконцентрировалась на административной части. Администратор из нее получился хороший. Цепкий. Сказывались нерастраченные дидактические запасы. В фокусе ее внимания я оказалась в качестве молодого, перспективного режиссера.
– Есть задача снять документальный фильм о патриархе Никоне. Требуется необычный ракурс. Неожиданный штрих в биографии, позабытый факт, историческая ретроспектива … Мост между веками…
– Я чувствую эту тему, – отвечаю я.
Так мы оказались на трассе М10 на пути в Валдайский монастырь.
Лихач Петр Первый верхом добирался из Москвы в Петербург за трое суток. Радищев на аналогичное путешествие потратил шесть дней. Поезд Николаевской железной дороги шел по главному имперскому тракту двадцать часов. «Красная стрела» с комфортом довезет пассажира за восемь часов. «Сапсан» домчит за четыре. Мысль о последнем особенно угнетает.
Мы стоим уже восемь часов. По обеим сторонам дороги белые завалы высотой в человеческий рост. За ними – стена из леса. К трем часам пополудни встречная полоса оказалась забита автомобилями попутного нам направления. Впоследствии недисциплинированность водителей, особенно большегрузов, была названа в качестве второй причины транспортного коллапса. Первой причиной оказались коммунальные службы, не заметившие прихода зимы.
Метрах в двухстах от нас группа водителей с руганью разбирает отбойник. Через образовавшуюся прореху успели выехать не более пяти машин. Потом спасительную дыру перегородила фура с зловредным дальнобойщиком за рулем.
За день мы проехали 6 километров.
Поначалу стояние воспринималось как приключение. Перезнакомились с окружающими соседями по несчастью. В радиусе ста метров от нашей газели я единственная женщина-пассажир. При моем приближении мужчины, прежде оживленно беседовавшие, обычно замолкают. Поэтому я отсиживаюсь в машине и краем уха ловлю водительские байки:
– Четверо нас было. До Иркутской объездной километров тридцать оставалось. Поставили фуры в ряд, сидим в кабине у Володьки, общаемся. Зима, вьюга, темно уже, но свет не зажигаем. Вдруг подлетает КАМаз и становится перед нами нос к носу, вообще впритык. Володька хотел уже идти морду бить тому нахалу, как вдруг в кабине КАМаза включился свет. А там мужик с бабенкой того… Баба еще фигуративная такая… Ну, мы сидим как перед телевизором. Минут сорок номер продолжался, потом они уехали. Мы еще с полчаса посидели, курили. А утром оказалось, что баки у всех пустые, запаски откручены, а у Сани, его фура самая крайняя была, колесо заднее сняли. Дорого сеанс обошелся…
Раздается смачное ржание. Будь я писателем, непременно состряпала бы произведеньице. Узоры судьбы, жизненные перипетии, счастье трудных дорог плюс оттенок высшего значения. Но телевидение не интересует «высшее значение», если оно не вписывается в формат.
Я одна в машине. Мужчины, составляющие съемочную группу, благородно вышли, дав мне возможность вытянуться на заднем сиденье. Стоят рядом, делают вид, что придумывают план эвакуации из снежной западни.
Оператор Никита раньше был монтажником. До этого он служил в армии, что, по собственному признанию, уберегло его от исправительной колонии. До армии учился в школе.
Никита наклеивал информационные плакаты на огромные экраны близ дорог. Плакаты выходили ровные, без морщин и смещений. На работе его ценили и поручали самые ответственные задания. На очередных депутатских выборах рекламное агентство, на благо владельца которого трудился Никита, представляло интересы кандидатов от «Единой России». За неделю до выборов Никита оклеил агитационный щит на центральный площади города. Щит был вращающийся. Помимо кандидатов в депутаты, он прельщал жителей поездками в жаркие страны и колбасой «Чесночная».
Реклама оказалась эффективной. Пиарщики уже торжествовали, как разразился скандал. Ночью вращающиеся секции щита заклинило. В результате получился коллаж, в котором слева улыбался чернокожий представитель жарких стран, а справа исподлобья глядели партийные выдвиженцы. Надпись сверху гласила: «Жадная команда».
Никиту уволили. Не представляя дальнейшей жизни без медиа-индустрии, Никита пошел в операторы. Это был высокий, широкоплечий человек. В манерах он предпочитал сдержанность, а в застольях – водку «Столичная».
Оператору полагались два ассистента. Валик и Стасик – земляки и ровесники. Их детство проходило в захудалом городке в районе угольного бассейна. Веселый и оптимистичный, Валик рос лириком, пессимистичный и угрюмый Стасик – физиком. Тем не менее, отец Валика записал сына в авиамодельный кружок, а отец Стасика – в музыкальную школу, на класс баяна. Втайне отец Стасика посмеивался над отцом Валика, считая его выбор стратегически неверным: последний в городке «кукурузник» сдали на металлолом еще при Брежневе, а свадьбы и похороны без музыканта не обходятся. Валик ненавидел чертежи и детали, а Стасик – нотную папку со шнурками, но им и в голову не приходило поменяться.
В начале девяностых, когда в городе закрылись все комбинаты, друзья переехали в Москву. Вместе работали грузчиками на богатых азербайджанцев на Арбате. Почти одновременно женились. Стасик посвятил Валика в нотную премудрость и подарил три аудиокассеты с классической музыкой. Валик рассказал Стасику о компрессии авиадвигателей. Объединив свои познания, они стали специалистами широкого профиля на телевидении. Валик – звукооператором, Стасик – инженером ТЖК.
Наш водитель Михалыч – бывший дальнобойщик и заядлый рыбак. В командировках, при выборе натуры, он старается остановить ГАЗель недалеко от водоемов. Пока мы работаем, ходит задумчиво вдоль кромки воды. В его рассказах рыба, которую он поймал, выглядит чуть меньше кита, но все-таки чуть больше акулы.
Филипп – автор сценария и ведущий нашей будущей «нетленки». По образованию он историк. Закончил педагогический институт в Магадане. По паспорту Филипп моложе нас всех, на вид самый старший и серьезный. В свободное время алтарничает в церкви. Сутуловатая фигура, четверо детей, очки, квартира в ипотеку…
В дороге мы заводим актуальные беседы о международном положении: победители Евровидения, Оскар вручили каким-то содомитам, пошлины на китайские товары хотят поднять…
Вот недавно дискутировали на тему «Как было хорошо и как стало плохо». Уровень полемики невысок:
– При Сталине войну выиграли, – надрывается Стасик, ярый поклонник отца всех народов. – А что твои демократы-воры сделали? Страну развалили?!
– Демократия есть власть большинства. А большинство всегда пассивно, – вяло отзывается Филипп.
– При Сталине издавали книжки!
– А потом травили авторов…
– До революции в нашей деревне были церковь и кабак. При Сталине построили завод, школу и дом культуры. Сейчас этого ничего нет, зато опять есть церковь и кабак, – не унимается Стасик.
Филипп молча отворачивается. Интеллигент до кончиков волос, он старается разговаривать с нами, детьми и внуками пролетариата, как можно проще и любезнее. Как с тяжело больными родственниками.
Вместе мы – сплоченная команда.
Продолжение следует