Есть такой прием – поставить себя на место человека, чтобы попробовать понять его боль. Иногда это необходимо, чтобы просто осознать, насколько хорошо мы живем, и как легко все потерять. В детстве по телевизору в новостях как-то показывали мальчика из какой-то южной страны, где произошло землетрясение, и он, захлебываясь слезами, говорил о том, что там, куда он показывает пальцем, под бетонной плитой лежит его отец, мать, две сестры. Он был моим ровесником или чуть постарше. Как мне помнится сейчас, я целую неделю был сам не свой, все ходил и думал, что будет, если я вернусь вот также, как он, из школы, а мой дом сгорел, ни родителей, ни сестер у меня не осталось. Что мне делать? Буду ли я плакать? Останусь ли я тем, кто я есть, или стану кем-то другим? Мне было легко поставить себя на его место, и ценность окружающего меня покоя и мира я осознал, как никогда остро, как и его несправедливость. Я никак не мог взять в толк, почему у меня здесь все хорошо, а у него плохо?
Когда нынче говорят: «Христос пострадал за всех нас», я думаю, люди очень часто не вкладывают в эти слова того самого «поставить себя на место». Здесь есть две проблемы – первая заключается в нашем несовершенстве и в том, что мы в принципе не можем поставить себя на место Иисуса Христа; вторая проблема отчасти происходит из первой – многие, повторяя эти слова, даже не пытаются поставить себя на место Христа.
Вторая проблема - это, прежде всего, проблема традиции, куличей, яиц и прочего. Большая часть людей хочет, чтобы христианство и страдающий за них Христос не мешали им жить, но традиция влечет их в храм. Это проблема существовала всегда.
Это, с одной стороны, понятно, потому что примерить на себя страдания Богочеловека, в котором мало того, что божественное и человеческое соединилось «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно», так он, ко всему прочему, Сын, который вечно рождается от Отца, но говорит: «Я и Отец одно», в целом невозможно. Понятно, что ничего не понятно. Мы, если будем честны с собой, обязаны признать, что эти формулировки - это предел возможностей нашего скудного языка при изъяснении божественных истин. Чтобы хотя бы как-то приблизить людей к пониманию, обычно упирают на человеческую половину Иисуса Христа, предлагая людям представить физические страдания и несправедливость мира, которые выпали на долю Иисуса из Назарета. Эта часть хорошо понятна.
Есть такой прием – поставить себя на место человека, чтобы понять его боль.
Но что с той частью, которая слилась с человеческой воедино? Ведь страдал не просто человек, а Бог. И здесь, постоянно пытаясь представить себе человеческую часть, страдания на кресте, мы неизбежно отдаляемся от понимания божественного. Любое сравнение неизбежно выводит нас в человеческую плоскость. Мы не можем представить Его величие, а потому не способны представить и тот путь, который Он проделал, став человеком. Мы не можем себе представить любовь Господа к людям, а значит не способны представить и несправедливости, когда эти люди кричали: «Распни его». Нам не дано понять, каково это - быть Богом, и в какой-то степени мы можем только исполнять то, что Он говорил нам. Вот и выходит, что единственный реальный способ понять - это не прочитать, не представить, не внушить себе, а действовать. И нам доступен арсенал праведности: и заповеди, и молитвы, и все прочее. Действуя в доступном для нас поле, мы вполне можем выйти за его рамки, если, конечно, Бог решит, что нам это полезно. Только борьба эта трудная, и добровольцев что-то не очень много.
Но все-таки в страстях Христовых есть нечто несоизмеримо большее, чем психология, анатомия и сухие размышления. Все, что будет сказано, никогда не охватит того чувства безысходности и страха, когда Его, преданного и оставленного, погребают. И пусть до Воскресения остаются считанные часы, мы будем плакать. Нет, мы знаем, что Он воскреснет, мы будем плакать потому, что мы по-прежнему предаем и распинаем Его. А Он по-прежнему будет ласково смотреть на нас как на детей.
