Коричнево-белая фотография, или, как раньше говорили, фотокарточка, была малюсенькая, вся в трещинах и совсем-совсем тоненькая. Такая тоненькая, что тетя Ася подклеила ее с обратной стороны газетой, иначе бы она, наверное, вся расползлась. Глядя на эти трещины, я представляла, что карточку много-много раз сгибали во все стороны. Так бывает, когда кидаешь какую-нибудь аккуратную бумажку не в папку, а прямо в школьный портфель. Бумажка проваливается на самое дно, мнется углами учебников, и достаешь ты уже не аккуратный листок, а нечто, похожее на тряпочку для вытирания доски.
На фотографии был очень красивый человек. Наверное, он был очень добрый, потому что злые такими красивыми не бывают. Вон моя соседка по парте – такая жадина, что на всех снимках кажется, будто она прячет что-то у себя за большущими надутыми щеками.
Красивый человек был одет в военную форму. Почти такая же форма висит в шкафу моего дедушки. «Интересно, – подумала я, – а человек и дедушка в одной войне воевали или в разных?» Мне казалось, что если они сражались в одной войне, то обязательно должны были встретиться. Войну я представляла так: собралось много-много людей с оружием. С одной стороны наши, с другой – враги. Постояли, произвели разведку и начали биться. Примерно как в драке – стенка на стенку.
Тетя Ася, которая принесла фотографию маме показать, объяснила, что с моим дедушкой они не встречались, потому что воевали далеко друг от друга.
Человек с фотографии был, оказывается, тети Асин папа. В 1943 году его, только-только окончившего школу, забрали в армию и отправили на фронт – и стал он воевать. Я с интересом слушала, стараясь смотреть сразу и на тетю Асю, и на фотографию, и на маму, которая накрывала на стол.
– А я тебе рассказывала, – спросила тетя Ася, обращаясь к маме, – как он Неман переплывал?
– Нет, – ответила мама.
– Что переплывал? – переспросила я.
– Неман. Это река такая, – объяснила тетя Ася.
Я представила себе Москву-реку – единственную реку, которую я видела, – и подумала: смогла бы я переплыть ее? Наверное, нет. Плавала я плохо.
Оказалось, что Неман го-ораздо шире Москвы-реки, и плыть надо было не метры, а километры. Я постаралась вообразить себе такую ширь – это же, наверное, больше, чем от моего дома до Даниловского рынка!
Тем временем мама приготовила все для еды, и мы пересели с дивана за круглый обеденный стол. Я устроилась напротив тети Аси, чтобы удобнее было слушать. Не понимаю, как мама может слушать такие потрясающие вещи и при этом ходить вокруг стола – это ж половину пропустить мимо ушей можно! Я даже о еде забыла – так было интересно было слушать тетю Асю.
А рассказала она вот что.
В 1944 году наши войска форсировали Неман. И тети Асин папа оказался среди тех, кто первым перебрался через реку. Таких в тот вечер оказалось немного. Трудно было перебираться: оба берега немцами простреливаются. Но вот наши переплыли Неман и стали ждать остальных. Ждут-ждут – а никто больше не подходит. Что же могло случиться?
А была еще у тех людей связь с кабелем, которую они всегда с собой везли. Это как телефон с проводом. Переправлялись они через реку, а кабель по пути разматывали, чтобы провести связь от одного берега к другому. Вот и стали те, кто переправился, звонить тем, кто остался. А связи нет.
Почему так случилось – никто не знал. То ли кабель оказался поврежден во время переправы, то ли еще что. А вокруг темно – только ракеты вдруг осветят реку на несколько секунд и погаснут. И тишина какая-то непонятная: то где-то раздастся одинокий выстрел, то короткая пулеметная очередь. Прогремит – и станет тихо. А потом опять ракета…
Те, кто перебрался, подумали, посоветовались – и решили: надо новый кабель проводить. А как его проведешь, если оба берега немцами простреливаются? Увидят человека в лодке – и все. Если бы наши на том берегу знали, что к ним кто-то плывет, они бы прикрыли. Это значит – стали бы стрелять, заметив опасность. Но связи нет, и наши ничего не знают. А те, кто переправился, прикрыть не могут: увидят немцы, станут в эту сторону стрелять – и все. Мы ведь заняли на этом берегу крохотный такой участочек, а немцы расселись вдоль всей реки. Много их, а нас совсем мало.
Был, правда, один способ установить связь. Пересечь реку вплавь с кабелем в руках. А стояла ранняя весна, лед совсем недавно сошел. Вода еще холодная-прехолодная. Но ведь не оставаться же без связи!
И спросил тогда командир у солдат: «Есть добровольцы Неман переплыть?»
Вызвался один солдат. Попробовал ногой воду, взял кабель. Погрузился в реку, поплыл и исчез в темноте. Конец кабеля на этом берегу дергается. Ракеты, кажется, всю реку освещают – как бы пловца не засекли.
Ждали-ждали, вдруг видят – кабель провис.
Вытянули из воды кабель – а человека нет. Что с ним – неизвестно. Не то пуля, не то ледяная вода погубила.
И снова спросил командир: «Есть добровольцы Неман переплыть?»
Вызвался другой солдат. Ополоснулся водой из реки, чуть попривык к холоду. Взял моток кабеля, поплыл.
Ждут все, на Неман из последних сил смотрят. Пытаются при свете ракет что-то разглядеть. Не разглядишь человека с кабелем. Может, и немцам не видно?
Вдруг кабель опять провис. Вытянули – а человека на том конце нет. Уже второй пропал. Не то пуля, не то холодная вода сгубила.
И в третий раз спросил командир: «Есть добровольцы Неман переплыть?»
Молчат солдаты, боятся в реку идти. Два человека уже пропали, никому не хочется быть третьим.
И тогда сказал командир: «Кто переплывет – Героя Советского Союза получит».
Небольшая золотая звездочка «Герой Советского Союза» – это высшая награда. Конечно, Героя Советского Союза хотелось всем – только все равно страшно переплывать реку, которая простреливается немцами. Молчат солдаты, колеблются. Думают.
И вот вызвался плыть Рафгат Саяпов, восемнадцати лет. Тети Асин папа. Окунулся в реку, привык к холоду. Дали ему кабель – поплыл.
Неслышно плывет Рафгат Саяпов, кабель потихоньку разматывает, свободной рукой гребет. А моток тяжелый-тяжелый, давит на плечо, так и тянет ко дну.
Трудно плыть Рафгату Саяпову в ледяной воде. А тут еще немцы ракеты пускают. Кажется, что становится светло, как днем. В эти секунды Рафгат Саяпов под воду уходит, чтобы его не увидели. Погаснет ракета – всплывает.
Совсем трудно плыть стало, ноги так и норовит свести судорогой от холода. Но уже и моток не такой тяжелый, и до берега не так далеко. Доплыл Рафгат Саяпов, протянул кабель. Появилась связь.
Про него потом в дивизионной газете статью написали. Хорошую статью, хвалебную. А командир своего обещания не забыл: как сумел – сразу же написал в организацию, которая награды раздает.
Сам Рафгат Саяпов статью ту не видел и газету в руках не держал, только друзья его читали и передавали прочим знакомым. Оказывается, в статье было написано, что ему уже вручили награду. Вот и принимал Рафгат Саяпов поздравления – пока не узнал, что организация та отказалась давать ему звезду Героя. Видите ли, там, где Рафгат Саяпов Неман переплывал, дивизия потерпела поражение и вынуждена была отступить. Не видела та организация смысла в награде.
Обидно мне стало – аж до слез. Жалко было Рафгата Саяпова. Что же получается: плыл, старался – а награду обещали и не дали… Только плакать я не стала: не маленькая. А чтобы никто не подумал, что я плачу, – уткнулась носом в тарелку с едой и принялась быстро-быстро жевать. А тем временем тетя Ася стала спрашивать маму, где в Москве можно найти старые газеты. Оказывается, уже старый Рафгат Саяпов попросил тетю Асю отыскать ту газету, где говорится о присвоении ему звания Героя Советского Союза. И хотя бы переписать статью, чтобы он знал, что там написано. Уже много лет прошло с тех пор, как он Неман переплывал, а вдруг захотелось узнать: что же о нем написали тогда, давно, во время войны?
Моя мама никогда не говорит «невозможно» или «трудно». Она и сейчас не сказала, хотя даже я понимала, что дивизия – это что-то совсем-совсем маленькое по сравнению с целой страной, и дивизионных газет было выпущено мало. Мама сказала:
– Посмотри в Ленинской библиотеке. Если где-то и сохранилась такая газета, то, скорее всего, там.
Я кончила есть, сказала спасибо и быстро умчалась к себе в комнату. Мне по-прежнему было обидно за красивого человека с фотографии, Рафгата Саяпова, тети Асиного папу. Ну что им стоило дать ему эту звезду?! Жалко им, что ли? Вон Покрышкин и Кожедуб имеют аж по три штуки! Нет, я не говорю, что им эти звезды достались просто так. Просто за Рафгата Саяпова обидно. До слез.
Все-таки я заплакала. Я всегда плачу от несправедливости и совершенно не представляю, как можно реветь от боли. Но плакала я совсем немного: все-таки уже не маленькая.
Я достала самую лучшую бумагу, самые лучшие ручки, самые лучшие карандаши и фломастеры. Села за стол и положила все это перед собой. Подумала минуту – и стала рисовать, как Рафгату Саяпову вручают звезду Героя при свете сигнальной ракеты.
