Протоиерей Артемий Владимирович Владимиров — Духовник и старший священник Алексеевского ставропигиального женского монастыря г. Москвы. Служит в храме Всех Святых с момента его открытия (30 марта 1991 года). См. сообщество друзей Вконтакте
Отец Артемий, сегодня я хотел бы поговорить с Вами на тему «проповедь в XXI веке».
Да, это интересная тема. Размышляя о слове, исходящем из уст священника в XXI столетии, о том, какой должна быть проповедь, думаю, разговор было бы правильно начать с того, какой проповедь быть не должна. Всегда легко отталкиваться от противного. Иногда восхождение к идеалу идет через отрицание того, что является антиподом идеала.
Прежде всего, проповедь не должна быть мертворожденной, то есть неискренней, когда пастырь, говоря слово, не вкладывает в него частичку своей души, но говорит, что-то затверженное, когда, владея тканью слова, он внутренне чужд его содержанию. Тогда слово, как абортированный младенец, бывает лишено жизни.
Конечно же, духовное слово не должно быть по форме громоздким, архаизированным, оно не должно состоять из тяжелых конструкций, произноситься велеречиво, «возвышенно», так, чтобы его содержание не усваивалось современным слушателем. Безусловно, мы, проповедники XXI века, должны радеть и о форме, и о содержании. И когда в человеческую речь, особенно если это слово священника, вкрадываются грубые стилистические, орфоэпические (в отношении произносительных норм) ошибки, когда слово состоит из не связанных между собою предложений, когда речь бессистемна и настолько многосюжетна, что лишена сквозной линии, то есть стройности композиции, то это дурно. И в наш век достаточно требовательного и даже критического отношения к церковным деятелям, любой внешний недостаток, любая орфографическая или стилистическая ошибка тотчас будут поставлены нам на вид. Поэтому, по слову апостола Павла, не нужно давать повода тем, кто его ищет.
Когда мы говорим о живом, устном слове, то, помимо искренности сердца говорящего, помимо подготовленности, владения литературным языком, помимо лексического богатства речи, очень важно обращать внимание на интонацию, потому что устное слово своей душой имеет интонационный рисунок. Когда появляется монотонность у докладчика? Когда он либо равнодушен к предмету своего слова, либо не владеет этим предметом и что-то бубнит про себя. И напротив, если мы хотим быть услышанными, если мы хотим прикоснуться к сердцам слушателей так, чтобы наше слово цепляло их, в хорошем смысле слова, необходимо доносить содержание через правильное интонирование речи. Если юный семинарист, который делает первые шаги в деле проповеди, пока об этом не думает, то пять, десять, двадцать лет спустя священник, ежедневно общающийся с людьми, придет к тому, к чему приходит и каждый учитель: если мы желаем держать в фокусе внимания наших слушателей, если мы хотим затронуть струны их души, мы должны правильно расставлять смысловые акценты. И об этом не худо думать, размышлять тем, кто интересуется этим предметом.
Сейчас я сказал какие-то бесспорные вещи, которые относятся либо к внешней стороне духовного слова, либо к нравственным аксиомам, предпосылкам произнесения слова, состоянию сердца говорящего, но вслед за этим можно побеседовать и о других существенных моментах.
Как известно, сегодня достаточно сильно упал культурный уровень соотечественников. Это видно по сочинениям, которые пишут абитуриенты, и по их устным ответам. Как бы хотелось, чтобы современник был подлинным носителем русской культуры, чтобы он заблаговременно, путем самообразования, круга чтения проделав огромный труд, обрел свой собственный стиль, свое слово, при том, что это слово должно подпитываться как тысячелетним наследием русской культуры, так и, конечно, глубокой и подлинной воцерковленностью! Мало цитировать святых отцов наизусть, важно пропустить их писания через свое собственное сердце, важно, чтобы мышление проповедника питалось прозрачными водами апостольского, святоотеческого богословия, чтобы наше слово было растворено тайной молитвой к Богу. Вот тогда мы будем недалеки от успеха. Я имею в виду глубокое духовное воздействие на слушателей. Наше слово должно отражать всё богатство русского литературного языка и вместе с тем, в идеале, оно должно быть обогащено благодатью и золотниками святоотеческой мысли, то есть напитано святотеческим богомыслием.
Люди сегодня достаточно критичны и не любят, когда их держат за учеников младшей школы и говорят назидательно. Поэтому прямая дидактика в устах молодого проповедника - не лучший прием
Скажу еще кое-что: сегодня, несмотря на упадок внешней культуры, слушатель достаточно образован, если речь идет о церковной аудитории, и большую ошибку совершают современные проповедники, когда они прибегают к откровенному назиданию, поучают народ, беря за образцы проповеди XVIII–XIX веков. Однако люди сегодня достаточно критичны, они не любят, когда их держат за учеников младшей школы, и поэтому прямая дидактика в устах молодого проповедника - не лучший прием. По тридцатилетнему опыту общения с самыми разными и церковными, и нецерковными аудиториями, я вижу, что всегда лучше ложится слово на сердца слушателей, когда вы с ними делитесь тем, что составляет сокровище вашей души, когда вы не назидаете нарочито, а размышляете вслух. Вот это особенно важно.
Большое неуважение к современной аудитории – читать по бумажке. Конечно, в XIX веке были такие столпы Православия, как святитель Филарет Московский, который сам писал свои высокомудрые слова, не доверяя памяти, и прочитывал текст, произнося его от сердца. Тем не менее, часто присутствуя на каких-то конференциях, чтениях, симпозиумах, я наблюдаю, что если докладчик зачитывает свой текст, в зале тотчас теряется напряжение, становится шумно. Люди не воспринимают, по перегруженности умов и сердец информацией, текст, когда он читается по бумажке, и часто ничего не дает ни уму, ни сердцу.
Очень важно размышлять. Конечно, за таким искусством импровизации должен стоять большой опыт, большая подготовка. Но когда вы вместо готовых матриц стараетесь обрести истину и делаете слушателя участником вашей аргументации, когда вы поднимаетесь сквозь терния к звездам, нащупываете ядро, цель вашего сообщения, – вот тогда слушатель бывает увлечен, он мысленно собеседует с вами, в нем происходит внутренняя ментальная, эмоциональная работа. Поэтому такое живое обращение к аудитории, когда вы помогаете ей обрести истину, отрешаясь от заблуждений, становитесь вожаком, увлекаете за собой мысль слушателя, – это идеальный жанр и метод. И хотелось бы помечтать о том, чтобы каждый из современных церковных проповедников был самостоятельным мыслителем, оставаясь, разумеется, в русле соборного разума Церкви.
И наконец еще кое-что. Часто держа слово в нецерковных аудиториях – во дворцах культуры, в концертных и лекционных залах, - я пришел к тому, что нравственное или духовное размышление особенно охотно воспринимается слушателями, когда вы вбираете в ваше слово самый разнородный материал, не брезгуя словом художественным, используете элементы прозы и поэзии. Мне приходится участвовать в таких вечерах духовного содержания и привлекать музыкантов, вокалистов, камерные оркестры, хор мальчиков, капеллу Юрлова, оркестр народных инструментов. Хочу сказать только одно: наши современники, устав от попсы, от телевизионной пошлости, от рваных ритмов современности, едва лишь соприкасаются с классическим искусством, тотчас раскрывают свои сердца. Если батюшка беседует со слушателями, перемежая свое слово произведениями Баха, Моцарта или Чайковского, показывая зрителям картины классической живописи, то его слово обретает особенную силу, выразительность, конечно, при условии, что содержание выступления не диссонирует с произведениями искусства, но помогает их осмыслять. Вот, пожалуй, главные мысли, которыми я хотел поделиться со своими слушателями.
Что можно сказать о священниках, которые позволяют себе отпустить какую-то шутку во время проповеди в храме? К чему это может привести?
В наше время молодые и не очень молодые священнослужители, проповедники, уже состоявшиеся или только набирающие силу, желая обрести общий язык, привлечь симпатию аудитории, иногда позволяют себе отвлечься от строгого жанра проповеди, чтобы расцветить ее какой-то шуткой, смешным комментарием, изменив стилистику своего слова. Допустимо это или нет? Все зависит от конкретики. Мы, педагоги, хорошо знаем, что долгий монолог трудно воспринимается слушателями, поэтому необходимо бывает переключить внимание слушателя, дать ему немного отдохнуть. И всё это оправдано, если вода льется на мельницу назидания. Но проповедник в этом случае должен быть очень осторожен. Если он стоит на амвоне в облачении, здесь, конечно, возможность «маневрирования» ограничена благочестием, самой атмосферой храма.
Если речь идет о лекции, беседе в нецерковных стенах, безусловно, час общения невозможно держать на одной ноте, тетива лука не может быть постоянно в натянутом состоянии. Однако всякое скатывание в пошлость, в шутки «ниже пояса», что может шокировать слушателя, который видит перед собой священника, безусловно, неприемлемы. Поэтому миссионер, проповедник должен быть очень внимателен, осторожен, должен принимать всякую критику, и здоровую, и нездоровую, понимая, что не наше дело соблазнять людей, не наше дело вызывать у них отторжение. Не буду приводить примеры, когда не слишком разборчивый в лексических средствах миссионер может выплеснуть вместе с водой и ребенка. Нам необходимо в нашем словесном творчестве помнить о том, каков должен быть результат, что останется под знаменателем. Если наши слушатели уходят, отплевываясь, пожимая плечами, если они смущены какими-то словесными вольностями, то весь труд проповедника насмарку, коль скоро в бочке меда оказалась ложка дёгтя – неприемлемые, с точки зрения благочестия, христианской нравственности, шуточки, обороты или какие-то другие «фокусы».