По данным статистики Федеральной службы контроля наркотиков 8 млн. человек в России регулярно употребляют наркотические вещества. И не менее 30% наркоманов, которые обращаются за помощью медиков – дети до шестнадцати лет. Министерство внутренних дел России уточняет, что минимум 70% всех наркоманов – это молодежь.
По мнению психологов, главная причина того, что подростки начинают употреблять наркотики, – недостаток любви и душевного тепла в семье. А так же – отсутствие правильных ориентиров в воспитании детей. Родители, далекие от внутренней жизни своего ребенка, не видят, что именно с ним происходит. Они обеспечивают детей гаджетами чуть ли не с младенческого возраста, считая, что это приучает их к жизни в современном обществе. И не вникают в то, что именно ребенок ищет в интернете. А в интернете можно спрятаться куда угодно и спрятать какие угодно тайны. Дети не чувствуют опасности такой жизни, постоянно видя друзей и родителей, пропадающих в компьютере.
Но, уходя в безбрежные просторы виртуальной реальности, дети могут легко попасть в сети наркомафии. И сами, конечно, даже не подозревает об этом. В поисках подработки «без опыта», подростки попадают на сайты, где им предлагается взять и спрятать что-то, чему дано условно название «клад». За эту, на первый взгляд, довольно необременительную работу подросток получает реальные деньги. Это «что-то» – наркотики. Все оформлено как игра, в которой может поучаствовать каждый. Купить наркотики так же легко, сыграв в эту игру в обратном порядке. Подросток платит деньги и получает план по поиску «клада». Все обставляется как игры-квесты, которые сейчас сами по себе стали очень популярны из-за своей интригующей таинственности и ожидаемой награды в конце. А если учесть, что нужно быть ловким и не попасться в лапы бдительным стражам порядка, которые, предположительно, осведомлены об этих «играх» и отслеживают их участников, то налицо адреналин, которого детям так не хватает в обыденной жизни.
Ввязавшихся в эти игры с наркотиками часто ловят. А поймав, сажают в колонии для несовершеннолетних сроком от 8 до 15 лет. Оттуда они, скорее всего, выйдут озлобленными, придавленными, опущенными и сломленными. Таких детей в последнее время колонии насчитывают огромное множество. И в регионах, и в столице происходит одно и то же – дети связываются с наркотиками. От безделья, от низкого уровня культуры вокруг, ради подражания сверстникам, от отсутствия и понимания, что жизнь – это большая ценность и великий дар.
По мнению правоохранительных органов, надвигается социальная катастрофа, масштабом сопоставимая с тем, что творилось в девяностые годы.
Употребление наркотиков – это страшная, тяжелая, сложнейшая проблема. На самом деле никто не знает, как ее решить и что делать. Для семьи это большое испытание и горе.
Я знаю человека, пережившего это в девяностые годы. Может быть, опыт одной души, прошедшей через ад и выбравшейся из него, станет прививкой для многих. У этой истории хороший конец, но, к сожалению, таких единицы.
В девятнадцать лет у него появились огромные деньги, и свобода, к которой он оказался не готов. И допустил в себя зверя, который стал безжалостно и хладнокровно уничтожать своего хозяина. Страшно не только его личное падение в дьявольскую горловину, а то, что он увел за собой сотни людей. Он-то смог выбраться, а они не смогли, хотя и его спасение можно назвать только чудом.
Его спас Бог – по молитвам матери, которая жаждой своего любящего материнского сердца способна вытащить ребенка из самых глубин ада.
Я попросила его самого рассказать об этом.
– Александр, что с вами произошло?
А.: У меня было восемь лет обильной наркозависимости. Плюс – это «черные», девяностые годы. Когда каждый второй юноша хотел стать бандитом, а каждая вторая девушка – проституткой.
– Как вы вошли в эту среду?
А.: Очень просто. Войти-то всегда очень просто. Только обратный путь иногда невозможно найти. Это только кажется, что можно вернуться, но когда меняются условия, тут же меняешься ты сам. Поэтому вернуться уже нельзя.
Так вот, тогда была популярна «Комсомолка» – газета «Комсомольская правда». Ее все выписывали. В ней я прочитал статью о том, кто такие хиппи. Это было ново, необычно, интересно. Только-только их движение начинало в России набирать обороты. Рухнул железный занавес, хлынуло море новой информации. Прочитав статью, я осмотрелся. Было скучно и однообразно. Теперь-то я понимаю, что эти скука и однообразие были состоянием моей души, не заполненной ничем важным. Помню, как я оглядел свою комнату – это был последний день моей сознательной жизни до черты, из-за которой многие уже не возвращаются. Вышел и поехал туда, где собирались хиппи. Дальше все покатилось очень быстро. Я не успел сказать «А», как подчинился тому, с чего начался для меня ад на земле.
– Чему именно подчинились?
А.: Эйфории, ощущению, что все можно. Уверяю вас, я свято верил в то, что мне ничего за это не будет. Что можно жить как растение, как зверь – делать с собой и другими все, что угодно. Что жизнь и свобода – это величайшая драгоценность, поэтому «бери от жизни все! И скорее!»
– Сколько вам было?
А.: Лет семнадцать.
– Разве хиппи зарабатывали большие деньги?
А.: Нет, хиппи – хиппи рознь. Тусовка большая, мир большой. Тогда по-другому все было. Люди очень по-разному воспринимают понятие «свобода». Что я мог тогда знать о том, что свобода, реализуемая в грехе – это разврат? И то, что многие из них называют свободой – это банальное желание уйти от ответственности, какой бы то ни было. Собственно я тогда был таким, мне все очень импонировало. Этакий, знаете, ящик Пандоры.
Я познакомился с опытными ребятами. Меня научили делать психоделические смеси. Потом я научился делать все это качественно.
– И решили на этом зарабатывать?
А.: Не только на этом. В России же тогда не было ничего. Только два вида наркотиков. По сути, я стоял у истоков этого русла. У основ психоделической революции.
– Никто не умирал на ваших руках?
А.: Очень много.
– И как вы к этому относились?
А.: Да никак.
– Не боялись, что поймают? Или ловили? Или они работали на вас?
А.: И ловили, и работали.
– И вы откупались? Ну, скажите, как есть!
А.: Тут, мне кажется, другое. Ангел-Хранитель, наверное. Это же криминальное существование. Постоянное нарушение закона. Совращение порядка, если хотите. Я был преступником. Беспринципным и жестоким орудием на службе у психоделика.
Я постоянно через что-то и через кого-то переступал. Через обстоятельства, через живых людей. Говорят, что у преступников нет совести. Какая там совесть! Это звериные интересы. Изуродованные люди, которые в состоянии наркотического голода способны на любое преступление. Инстинкт самосохранения полностью выключается. Были сотни моментов, когда, казалось бы, – уже все. Только к стенке после этого… Нас остались единицы тех, кто был тогда. Я могу их по пальцам пересчитать.
– Они тоже изменились?
А.: Да.
– Как вы спаслись? Что произошло?
А.: Я жил отдельно от родителей. У меня была комната. По тем временам у меня были огромные деньги и очень много наркотиков. Несмотря на то, что я был хиппи. Однажды пришла огромная партия психоделиков. И я фактически сошел с ума.
Это сложно описать. Это была одержимость. Это не болезнь. Все эти клиники Маршака, обещания: «Мы вас вылечим»… Это хохот вызывает. Я перепробовал все виды, какие только могли быть. Все, какие только можно, до определенного момента. Наркомания – это не болезнь. Это бесовщина чистой воды.
Тогда, я хоть и редко, но все-таки раз в месяц приезжал к родителям. Было же видно, что со мной. И мама меня взяла и отвезла в храм. Я не мог сопротивляться, не мог спорить. Это был край – край моей жизни. Я вдруг увидел его воочию. Может быть, поэтому я и согласился.
А в храме был священник. Дедушка какой-то. Четыре часа я проговорил с этим священником. Не помню, о чем мы с ним разговаривали …
После этого я бросил, сам, безо всяких клиник. После стольких лет просто бросил.
– А до этого вы знали о Боге?
А.: Знал, наверное. Так, картинки какие-то. Какое они могли иметь ко мне отношение? Для меня это не было реальным – сказки, легенды… А вот то, что мне сказал священник – было как-то наглядно, близко, ощутимо, без заковырок. Мне как-то стало понятно, что его слова – про меня. После разговора со священником я вдруг понял, что это мне надоело.
– Может, Вы очень хотели исцелиться, и разговор с батюшкой стал просто последней точкой?
А.: Нет, до этого момента я не хотел. От чего исцеляться? Да и зачем? Меня все устраивало. Я жил по другим законам, видел, что они приводят к смерти, уничтожают себе подобных. Мне не было страшно. Мне было все равно. Ну, как живут хищники в природе? Убивают, насыщаются, спариваются. С той разницей только, что они воспроизводят потомство. Не лишают жизни своих детей. Я лишал. Не давал им родиться.
– Но вы должны помнить момент исцеления. Разговор со священником – это он и был?
А.: Да, конечно. Но все не случилось «вдруг» и в одну секунду. После этого я не мог ходить в храм достаточно долго. У меня были срывы около года, но мозги уже работали иначе, мысли шли по другому пути. А потом, в один из моментов срыва, меня забрали в милицию, на улице. Я был в невменяемом состоянии, с собой был «багаж».
Меня и раньше забирали, но как-то все сходило. А тогда по закону меня должны были накрыть очень серьезно. И был тогда в моей жизни один хороший человек – юрист. Он сказал: «Либо ты сядешь в тюрьму, либо – ляжешь на лечение». Мне было все равно. И естественно, какая тюрьма? Конечно, я согласился и лег на лечение в клинику. А там мне попалась книжка. Про отца Александра Мечева. И я ее читал.
Народ вокруг какой был? Бандиты. Что делают такие люди в больнице? Постоянно муссируют одну и ту же тему. Их ломает, они ломаются. Но у меня выбора не было. Мне тюрьма светила. И я постоянно читал. Читал, читал и читал. Сорок дней читал. Раз двадцать – одну книжку. Как пост держал. Вот так и нашел, по сути, смысл. Вышел из больницы и пошел. В другую сторону.
– Сколько вам было лет?
А.: Лет двадцать пять.
Сейчас для него настало время покаяния. Он помогает строить храмы. Его основная работа дорого оплачивается, но почти все свободное время он проводит на строительстве или реставрации церквей, и почти все заработанные деньги уходят на это. Не умея замаливать грехи, он хочет, чтобы там могли молиться другие.
Его душа в огне. Тело в шрамах. Быт в нервах. Но он очень хочет, чтобы как можно больше людей могли прийти в эти храмы, чтобы у них была возможность, как когда-то и у него, спастись. Он надеется помочь нуждающимся очнуться от порока, высвободить в себе человеческий образ и найти образ Божий.
Он как никто знает, что борьба за свою душу не бесплодна. Он действует, а не выжидает. Его помощь безадресная. Люди, пришедшие в храм, никогда не узнают цену кирпичей, обожженных в печи его души…