Праздники Филька не жаловал. Ну, дома-то он их отмечал с размахом. А вот в храме чувствовал себя неуютно. Промаявшись минут 15 на праздничной службе, он выходил из храма. Сима волновалась за мужа. Но не слишком. Сама она лицом не удалась. И уже было приготовилась в девках вековать (хоть отца ее, Степана, в деревне и уважали). Да вот лет пять как повстречала Фильку.
Лютый пожар, бездумно сожравший без малого треть деревни, она запомнила на всю жизнь. Серафима никому не говорила, но сама-то знала доподлинно: через пожар Господь смилостивился над ней и послал ей женское счастье. В тот день из леса к деревне вышел безумный Филька, ничего не помнивший из своей прежней жизни. Огромная шишка – размером с приличный горшочек, говорила, что у него есть на это все основания: кто-то очень постарался, чтобы память Фильки перестала воспроизводить у него в голове картину его прежней жизни. После пожара в деревне работы было много. Каждые рабочие руки были на счету. Несмотря на свою ушибленность, руками Филька работал исправно, и Степан первым сообразил: парня надо брать к себе, да вот и Сима на него нет-нет, да и взглянет как-то особенно. Степан долго раздумывать не стал, и вскоре молодым справили свадьбу и новый дом. Известные странности своего зятя Степан и себе, и людям объяснял очень просто: Филька явно из старообрядцев, из беспоповцев. Поэтому и в церкви не стоит. Ну и, ясно, кто-то его по голове приложил хорошенько. Но это всё терпимо. Одно не нравилось Степану в Филе: детей своих молодой отец словно не замечал, как будто их и не было вовсе.
В тот год случилось событие, о котором говорили все, кому не лень: известный подвижник вышел из затвора и снова стал принимать народ. Симу почему-то эти разговоры взволновали не на шутку. Она отчего-то решила, что если Филю отвести к монаху – всё будет хорошо. И некая нелюдимость мужа, и какой-то внутренний испуг пройдут без следа, а то и память к нему вернется. Правда, на предложение посетить бывшего затворника Филя весь как-то напрягся. Но Симу это не остановило, такой реакции она и ожидала. Она рассказала мужу всё, что знала про старца, и сразу предупредила Филю, чтобы он старца не пугался: «На него напали разбойники и чуть хребет не переломили, и теперь он сильно горбат». От этого рассказа Филя еще больше напрягся, но устоять супротив Симиного напора никак не мог. На Преображение всей семьей они направились в храм в Саровскую обитель.
Филя очень волновался, Сима даже подумала, что, может, бес какой в нем сидит. И тут же пришла к выводу, что если и сидит, то тем более надо идти к старцу.
Всю службу Филька, как всегда, провел на паперти храма, но под благословение старца, благодаря Симиным стараниям, всё-таки пошел.
Филька подошел под благословение, услышал монашеское «с праздником», посмотрел в сияющие глаза монаха и сразу всё вспомнил…
– А чего у монаха взять-то можно?
За эти слова Пахом посмотрел на Фильку лютыми глазами.
– Дурень, ты что, не знаешь, сколько к нему народу шастает?! Да притом самого разного! А среди них есть помещички да купчихи богатые. А они-то любят всяким старцам деньжат давать. Надо думать, у этого монаха золотишка много припрятано.
Затем они ворвались в келью. Что Пахом говорил монаху, Филька не помнил. Но в память вернулось, как Пахом избивал монаха, как перерыл всю келью вверх дном в поисках денег. Помнил Филька и удивительные сияющие глаза монаха.
– Что ты стоишь, как истукан? Врежь ему хорошенько, чтоб сказал, куда деньги спрятал, – этот нечеловеческий вопль Пахома буквально пронзил Филькин мозг.
И он ударил обухом топора по монашеской спине. И снова услышал вопли Пахома:
– Где деньги?! Филька, убей его! Вишь какой – за деньги свои удавится! Отправь-ка его побыстрей к ангелам.
Этого Филька сделать уже не смог и побежал прочь из кельи. Пахом погнался за ним, чем-то ударил по голове, но Фильке удалось от него уйти… А дальше – деревня… пожар… Степан… Сима… дети… Теперь Филя вспомнил всё. И рухнул перед старцем на колени. Тот дотронулся до него рукой и сказал тихо: «Встань». Филя поднял глаза и увидел горбатого монаха, который смотрел на него просто и с любовью.
– Христос воскресе, радость моя, – так же тихо сказал монах. – Люби жену, люби детей. Иди.
Филя вышел, его трясло. Только что произошло чудо, и частью этого чуда стал он сам. Говорить он не мог (заговорил лишь на третий день). Жена и дети отвели его домой. Вскоре Филя стал обычным – таким, как все (Сима всегда хвасталась перед соседками, как сам Бог надоумил ее к старцу мужа отвезти), но у него появилась одна особенность, за которую его любили все деревенские дети, – на Преображение от Фили каждый получал или пряник, или леденец на палочке.
