Безумство храбрых

К началу ХХ века земной шар в основном уже освоен и исследован. Открыты все континенты, корабли пересекают моря и океаны, экспедиции идут через джунгли, пустыни, горы – напряжённая, иногда героическая, но будничная работа. Люди побывали на Северном полюсе (американцы Роберт Пири и Фредерик Кук), преодолели Северный Ледовитый океан (Фритьоф Нансен), пересекли ледяной панцирь Гренландии (Руаль Амундсен). Осталась, пожалуй, единственная географическая точка, где в буквальном смысле слова никогда не ступала нога человека – это Южный полюс, волею судьбы (или Всевышнего?) оказавшийся в самом суровом, холодном, каменно-ледяном краю - в Антарктиде.  Кажется, неведомый Творец мира специально поместил Антарктиду вдали от остальных континентов, специально использовал при её создании только снег, лёд и камень, словно говоря – ребята, не лезьте сюда, это место не для вас.

Но среди сотен миллионов и миллиардов нас, ребят, всегда находились отчаянные головы, которым не давала покоя мысль: неужели я не могу сделать нечто? Кто сказал, что это невозможно? А если попробовать? Вот такими отчаянными, но трезвыми головами в 1911 году оказались два человека – норвежец Руаль Амундсен и англичанин Роберт Скотт. Именно они, независимо друг от друга, предприняли попытку достичь Южного полюса, спрятавшегося в глубине Антарктиды. Скажу сразу: обе экспедиции достигли цели.  Амундсен буквально на месяц опередил Скотта и успешно вернулся на базу. А Скотт и его четверо товарищей погибли на обратном пути. Роберт Скотт, начальник экспедиции, до последнего дня вёл дневниковые записи, своего рода вахтенный журнал. Именно эти записи дают редкую возможность почувствовать, как шла экспедиция, позволяют мысленно влезть в шкуру участника и хотя бы немного примерить к себе: а как бы ты поступил в таких условиях? Снимем шапки и склоним головы перед людьми, способными ради поставленной цели месяцами делать тяжелейшую, невероятную работу и могущими сказать себе: я сделал всё, что мог, и обузой для товарищей быть не хочу.

Несколько фактов о подготовке и начале экспедиции. Роберт Скотт не новичок в Антарктиде. Офицер флота Великобритании, в 1901 – 1904 годах он возглавлял антарктическую экспедицию на корабле «Дискавери». Были произведены географические, магнитные, климатические, ледовые наблюдения, проделана масса той работы, которую и должны делать первопроходцы, чтобы продолжатели надёжно, уверенно и спокойно осваивали континент  (если того, конечно, пожелают). Естественно, у Скотта не могла не зародиться мысль достичь Южного  полюса – и сделать это первым! Такая цель – высшее достижение, пик всей жизни и если она будет достигнута, можно спокойно сказать: я не зря появился на этом свете. 

К этой цели Скотт и стал готовиться несколько последующих лет. Наконец, 3 января 1911 года корабль экспедиции «Терра Нова» вошел в залив Мак-Мёрдо у берегов Антарктиды. Началась работа: поиск места расположения береговой базы, разгрузка снаряжения, строительство, разведывательные походы. И вот 1 ноября (это начало лета)  – к полюсу выходят основной и вспомогательный отряды. Вспомогательный отряд двигается впереди, он разведывает путь, закладывает продовольственные склады-депо. Ему на первом этапе приходится тяжелее основного: груза больше, путь длиннее, стоянки короче. А основному отряду силы надо беречь для броска на полюс. На  каждой стоянке ставили гурий - заметный издали конус из камней и льда. Отметим особенность экспедиции Скотта, не встречавшуюся ни до него, ни после (замечу, что некоторые публицисты приписывают трагический финал экспедиции чуть ли не единственно этой особенности. На мой взгляд, совершенно ошибочно! И сказать о ней я должен).

Ранее во всех северных экспедициях тягловой силой служили собаки. Они же (защитникам животных далее не читать!) в крайнем случае служили и источником пропитания. Скотт выбрал три способа транспортировки груза: мотосани, собаки и лошади. Да-да, лошади, которых Скотт в записях называет «пони». Вслед за ним и в последующем используется это слово, вызывая естественное недоумение: как мог Скотт выбрать хрупких и нежных пони? Так вот,  это были не пони, это была особая порода сибирских лошадей, которых в России издавна называют «монголками»: действительно низкорослые, но очень выносливые, с густой шерстью на крупе, крепкими копытами, привычные к суровой зиме, снегу, метелям. Нет, не могу назвать этот выбор ошибочным. И ещё одна деталь, которая непосредственно на ход экспедиции не влияла, но добавила внутренней напряжённости и обеспокоенности. Скотту ещё на базе сообщили, что в том же январе на берег высадился Амундсен и он тоже идёт на полюс. Так что ко всему прочему неожиданно добавился вопрос – кто будет первым? Ведь «победитель получает всё»!

Первый этап экспедиции, со вспомогательным отрядом, проходил нормально. Можно ли считать, что без сучка, без задоринки? Судя по записям Скотта – нет, шероховатости и трения были.  Но, поверьте, такое бывает в любой  более-менее серьёзной экспедиции, это ведь не поход выходного дня. Вдруг обнаруживается: вот это можно было и оставить, а вот то – обязательно взять; и как-то неудобно уложен груз, и  надо изменить порядок дежурства и график движения. Да и в команде происходит притирка. Редко, но бывает, что какой-то человек выпадает из обоймы, идти с ним дальше нельзя. Этих трудностей не избежала и команда Скотта в целом. Условия существования и работы крайне тяжелы. Запись в дневнике от 5 декабря 1911 года:  «…Температура 0. Палатки промокли насквозь, сапоги, одежда – промокло всё, вода пропитывает спальные мешки. Скверно. Если нагрянет мороз, будет туго…» Вот в таких условиях надо заночевать, а утром натянуть отсыревшие  одежду и обувь – и снова вперёд.

3 января 1912 года. Уже два месяца в пути, и сегодня вспомогательный отряд должен повернуть назад. К полюсу идут пятеро: Скотт, Уилсон, Отс, Эванс и  Бауэрс. Утром после ночёвки вспомогательный отряд уже готов, вот он трогается, уходит всё дальше и дальше, наконец,  последняя чёрная точка скрывается за ледяным торосом. Безмолвие вокруг, ни единой живой души, только равнодушный ко всему снег, низкое белесоватое небо и бесконечная оглушающая тишина. Возможно, у кого-то из пятерых (или у всех?) шевельнулась мысль: а зачем я здесь, а не с ними, с ушедшими? Стоит ли то, к чему идём, трудностей, лишений, неимоверного труда, возможно, самой жизни? И каждый решил – стоит! Великая цель стоит жизни!

Все дальнейшие  события излагаются только на основе записей в дневнике, который Скотт вёл буквально до последнего часа.

Идти было, конечно же, нелегко. Но полюс близко, рукой подать, и это ощутимо придаёт сил. Оптимизмом дышат записи Скотта. 8 января: «…Не нахвалюсь своими товарищами, каждый исполняет свой долг. Уилсон как врач постоянно настороже, чтобы облегчить недомогания и боли. Эванс богатырь-работяга, одарённый поистине замечательной головой. Отс неутомим на ногах,  Бауэрс - чудо природы, всегда в хорошем настроении. Лучшего подбора людей не придумать…».  И вдруг – что такое? – впереди какая-то чёрная точка. Подошли ближе и увидели – это флаг, привязанный к сломанному санному полозу. Амундсен! Их опередили почти на месяц! В найденной  здесь  же  записке Амундсен просил  Скотта сообщить о них  в Норвегию, если что-либо произойдёт на обратном пути  (вот как повернётся в недалёком будущем судьба: живые просят мёртвых).  Из дневника Скотта об этом дне 17 января, наверняка самом  беспросветном  дне похода: «…Это страшное место, и нам ужасно сознавать, что труды наши не увенчались завоеванием первенства…»  Запись скупая, больше ничего нет. По большому счёту оба они, и Амундсен, и Скотт, были первыми.  Оба верили, что достичь полюса возможно – и оба это сделали. Ни один из них не мог использовать опыт другого, каждый шёл своим путём. Да и что такое разница в месяц? И всё же, всё же… Всё же только вторые… Какой удар получает психика, когда после  неимоверного напряжения достигаешь цели и готов кричать во всё горло : «Мы сделали это!» - и вдруг видишь оставленную кем-то надпись (уж простите за вульгаризм): «Здесь был Вася».  Я с глубокой уверенностью могу утверждать, что именно в этот день начался путь к смерти Скотта и его товарищей. Это эфемерное, совершенно не физическое чувство – всего лишь вторые! – зримо, осязаемо (кажется, можно  даже взвесить) отняло у них то самое небольшое количество сил, которых и не хватило, чтобы дойти до базы. Повторюсь, внутренний настрой – великое дело при тяжелых испытаниях!

Следующие записи Скотта вполне спокойны, почти без эмоций: «…Воздвигли гурий, водрузили наш бедный униженный Юнион Джек… Мы повернулись спиной к цели своих вожделений. Перед нами 800 миль неустанного пешего хождения. Боюсь, что обратный путь окажется ужасно утомительным…».  Скотт оказался прав. Вдруг вылезли наружу все прежние болячки, подавленность и апатия проявили себя вполне ощутимо. Скотт повредил плечо,  Эванс упал и ударился головой и уже не мог тянуть сани. Представим: цепочка из пяти человек растянулась по снежному насту. Идут тяжело, лица покрыты куржаком*, болят обмороженные носы и щёки. Эванс отстаёт всё дальше и дальше. Команде никак не удаётся  совершать намеченные, крайне необходимые, дневные переходы, отставание от графика нарастает и приходится всё больше урезать дневной рацион питания.  А на ночёвке надо негнущимися пальцами, а то и зубами, развязать затвердевшие на морозе узлы, разгрузить сани, поставить рвущуюся под ветром из рук палатку. Но вот, наконец, в походную печку залит драгоценный керосин, загорелся фитиль и готов ужин – горстка сухарей, малюсенькая доза пеммикана, жиденькое чуть тёплое какао. Мало, катастрофически мало, никак не восполняет дневную потерю энергии!  Всё чаще в дневнике записи о нехватке еды, всё чаще мысль – дойдём ли до следующего склада?

Склоним головы перед людьми, способными ради поставленной цели месяцами делать тяжелейшую, невероятную работу и могущими сказать себе: я сделал всё, что мог, и обузой для товарищей быть не хочу

В любом тяжелом походе после нескольких дней, тем более недель, непременно нужен отдых, так называемая днёвка. На днёвке восстанавливаются физические силы, но что ещё важнее –  силы моральные. Почему так происходит – бог ведает, но происходит непременно. Скотт знает это, чувствует, но еда, еда…. 31 января: «…У Эванса обе руки очень плохи и, к моему удивлению, он малодушничает… Мы нуждаемся в отдыхе, но чтобы не сокращать рацион, нужно идти безостановочно…».  Эванс не малодушничал, он шёл  буквально из  последних сил, «на зубах», шёл полумёртвый. И вот 17 февраля, первая смерть: «…Эванс остался далеко позади. Мы встревожились, побежали к нему. Он стоял на коленях, руки обнажены и обморожены, глаза дикие. Подняли его на ноги, через каждые два-три шага он снова падал. Когда занесли  в палатку, был в полной коме. Он тихо умер в 12-30».

После смерти Эванса ещё месяц  всё более медленного продвижения, состояние у всех хуже и хуже. 17 марта: «…Отс предлагает оставить его, уложив в спальный мешок…. Утром он сказал «пойду пройдусь», вышел в метель и больше мы его не видели…». Понимали ли оставшиеся, что их товарищ пошёл умирать? Конечно, понимали, но что можно было сделать? Отговаривать? Сидеть рядом и молча ждать смерти?  Ничего не хочу фантазировать, могу лишь описать собственный не столь тяжкий опыт.  В июле, в конце северного лета, мы вдвоём с товарищем вторую неделю брели по ямальской**  тундре. Еды – ни крошки, весь груз – пустые рюкзаки, нож и спички. Ходьба по тундре – не прогулка по асфальту. Ложбинки и ложбиночки, ручьи и ручейки, блюдечки озерков, нога тонет во мху, не находя опоры, и вездесущий кустарник вяжет каждый шаг. 

Ночлег тоже не сахар: надо найти и заготовить на ночь хоть какие-то дрова (а найти их в тундре ой как непросто!), соорудить из рюкзаков и травы подобие крыши над головой, чтобы защититься от противного мелкого дождя. Потом лечь, прижавшись спинами друг к другу. К середине второй недели я ослабел вконец. Вон далеко впереди мелькает фигура моего товарища, всё-таки он на 15 лет моложе и посильнее меня. Каждые полчаса я валился в мох для отдыха. И однажды  не смог (или не захотел?) подняться. Так хорошо было лежать! Не надо было сжимать зубы, чтобы сделать очередной шаг, не надо было со стоном выдирать ноги из цепкой паутины тундрового кустарника.  Очнулся от ощущения, что рядом кто-то есть. Мой товарищ сидел на валежине, уронив голову в руки. Вот он отнял руки от лица, взглянул на меня донельзя уставшим взглядом, проговорил глухо: «Отдохнул,  Палыч? Вставай, надо идти…». И я встал, потому что понял – он не уйдёт, так и будет сидеть рядом до конца, укорачивая этим и собственную жизнь.

Последняя запись в дневнике Скотта 29 марта: «…До склада всего 11 миль, но нет   возможности выйти, так метёт… Жаль, конечно, но вряд ли я смогу написать что-либо ещё…РАДИ БОГА. ПОЗАБОТЬТЕСЬ О НАШИХ БЛИЗКИХ…..» Всё. Конец.

Лишь 12 ноября 1912  года, через семь месяцев, поисковая экспедиция, вышедшая с береговой базы, обнаружила в занесённой снегом палатке тела Скотта, Уилсона и Бауэрса, в 250 километрах от базы.  Почему не искали раньше? Искали, и даже в марте. Но ещё раз представим реальную обстановку. В Антарктиде первая половина года – это зима. Морозы, ветры, метели и ночь, ночь, ночь…

Помолчим, подумаем, поймём – перед нами люди, для которых великая цель стоит жизни.

*куржак – иней на лице от дыхания

 **  Ямал – полуостров на севере Сибири 

Статьи по теме: