- Тихо, тихо, идет! – проносится эхом по толпе. Несмотря на огромные размеры храма, на плотно стоящую массу людей, в воздухе и без этого висит удивительная тишина, только свечи потрескивают. Вечерня. Нижний Новгород. Епископская служба.
У нас остается несколько часов до поезда, из гостиницы мы уже выехали, на улице – лютый мороз. Мы думали постоять недолго, а вышло – до конца. В Москве я бы с трудом такое осилила, а тут – на одном дыхании. Уж не знаю, отчего: новизна места, особый настрой прихожан (он ощущался реально), то, что на Литии мы оказались в двух шагах от правящего архиерея… Епископ совсем старенький, служит истово. Чувствуется, что ему уже недолго осталось быть в этом мире, быть может, ему уже приоткрылся немного вход Туда, и он невольно показывает его и нам, стоящим вокруг.
Прошло 20 лет, но я до сих пор помню эту службу. Я помню почти все службы, которые удалось постоять в поездках. Более того, без них наши «путешествия» - как бы неживые.
Мы никогда не ездили специально в «паломничества». Мы, историки, всегда ездили «посмотреть». Но, как люди православные, особенно, попадая на воскресные и праздничные дни, стремились поучаствовать в службе. В молодости вдвоем ли, в компании – можно было постоять подольше. Затем, с детьми – урывками, с сожалением уходя. Но даже такие урывчатые «стояния» резко погружают в теплоту наши воспоминания «о регионе». Без них ты как бы и не был тут вовсе, прошел по касательной. Ни в музее, ни в сувенирной лавке, ни «на экскурсии» ты не поймешь столько об этом месте и его жителях, как постояв на службе. В туристических местах только туристы. И лишь потолкавшись в храме, с трудом разогнув под конец затекшие ноги и поясницу, поймав соответствующие сочувственные взгляды от рядом стоящих, приложившись к местным святыням, ты вправе почувствовать себя тут почти своим (и тебя тоже начинают воспринимать как своего).
При этом мы никогда не стоим на службе ради «атмосферности», Боже упаси. Это всегда в режиме «надо» - воскресение, например, или «холодно». Давным-давно, юными тощими студентами в курточках на рыбьем меху мы по 30-тиградосному морозу пересекали озеро перед Толгским монастырем. Сперва ехали из Ярославля на стылом автобусе, затем почти бежали по этому льду. Мы хотели просто «осмотреть памятник» и вернуться не поздно в гостиницу. Но на подходе к монастырским воротам я так промерзла, что было принято решение отстоять вечернюю службу (согреться). Правда, не было еще 5 часов. Ничего, думали мы, посидим в храме 20 минут. В голове всплывали сладкие воспоминания, как в прошлую зиму настоятель узорного собора в Плесе пригласил нас, иззябших, на ароматный чай. Это было вообще между службами, просто он проникся видом наших посиневших губ и рук.
К нашему великому удивлению, в храм нас не пустили. Сторож – невысокого роста мужичок с бородой и четками выпроводил нас буквально «в шею»: идите, идите, монашка псалтырь читает, нечего ей мешать. На наши робкие «погреться» он категорично отвечал – вот к 5 и приходите. Еще 20 минут! Я не чувствую ног! Что делать?
Это сейчас в любом монастыре тебе открыты и сувенирные магазины, и всякие едальни. А тогда, в 90-е, в будний день – только этот храм, все остальное закрыто. Мда. Ничего не осматривая, мы почти бегом ринулись из монастыря – в деревню, опять по льду, кажется, в надежде на какой-нибудь сельский магазин. Слезы обиды моментально застывали на глазах льдышками (минус тридцать). Магазин мы увидели, а рядом – маленький, ярко освещенный приходской храм 17 века. Несговариваясь, вбежали туда. Служба еще не началась, но нас никто не выгонял. Было малолюдно, жарко натоплено, за окном начали сгущаться сумерки. По телу стало разливаться спасительное тепло… Помню, как же хорошо было стоять в этом уютном, почти безлюдном храме. За этот подарок стала выветриваться, как пустое недоразумение, история с Толгским: значит, нам надо было попасть сюда. Передо мной стояла молодая женщина и маленькая девочка, лет 3-4. Они периодически ходили от иконы к иконе, ставили свечи, прикладывались. Достояли до конца. Как сосредоточенно и степенно кланялась и крестилась девочка! Впервые мне захотелось, чтобы и у меня была такая маленькая серьезная дочка, закутанная в платочек крест-накрест, чтобы мы с ней так же ходили на вечерние службы (мои дети, родившиеся годы спустя, увы, никогда не стояли ТАК).
Недавно мы с детьми были в поездке на осенние каникулы, в «Енропе», как выражается моя младшая. Летом, конечно, удобнее, но осенью – очень красиво и мало туристов. Мы, как всегда, ехали на машине, от самой Москвы, младшая впервые – так далеко. Едешь быстро, времени мало, ни о каких службах по воскресеньям речи обычно нет, и не везде есть православные храмы. Но мы стараемся постоять хоть немного и в католических. Особенно после, как выразились мои дети «Монстердама», где в силу погодных условий над городом все наше пребывание висело плотное облако из анаши и смеси каких-то других легализованных тут наркотиков («Амстердама причудливый запах»,как поет «Сплин»). К тому же был Хеллоуин, и когда мы ехали уже по вечерней Нормандии, по деревням, с низкой разрешенной скоростью, к нашему стеклу наклонялись, здороваясь, всякие скелетики, тыквенные головы и прочая нечисть. Поэтому наутро, поняв, что через 15 минут в Руанском соборе, который мы осматривали, начнется служба в честь Дня всех Святых, вздохнули с облечением: наш ответ «хеллоуинщикам»! Нам выдали распечатанные тексты песнопений, не догадываясь, видимо, что мы с тремя нашими детьми (старший остался в Москве)- православные ортодоксы из России.
Служба была не простая, а епископская. Мы заранее встали (то есть сели) так, чтобы можно было, не мешая другим, быстро покинуть службу через какое-то время (мы понимали, что даже с помощью конфетных бонусов девчонки не выдержат до конца службу на непонятном им языке). Это место посередине у широкого прохода случайно оказалось местом прохода епископа с процессией. Он проходил прямо около нас и – позвал мужа алтарничать! Жестами, знаком! Мы вежливо улыбались в ответ. Мы понимали, отчего так среагировал епископ(и от этого было немного грустно): в официальный французский выходной в довольно наполненном храме единственной многодетной семьей оказались мы – православные. Французских детей на службе почти не было. Мы уже пробирались к выходу, когда в собор, опоздав, вошла наконец большая французская семья с 5 детьми. Правда, они были неграми…
