Этот текст я начала писать несколько лет назад, но не смогла закончить – тогда хотелось сказать слишком много. О самых дорогих местах моего детства и об отдельных людях. Обязательной казалась подробная краеведческая справка, а для этого необходимо было несколько дней просидеть в библиотеке – явные замашки начинающей мемуаристки в декрете. Очерк лег в стол, а точнее – в недра диска C. Мы построили себе новое жилище и исполнили мечту многих моих знакомых «уехать из этой дыры». Некоторые из них меня за это даже зауважали, ну а я, заметив это, почему-то решила снова покопаться в недрах диска C…
Однажды в электричке я встретила своего одноклассника. От вокзала мы ехали с ним на одну станцию – в родное Коренево.
– Слышал, ты вышла замуж. Думал, переехала давно из нашей дыры.
– Почему дыры? – спрашиваю.
– Ну а как еще назвать? Захочешь из дома выйти, а некуда, разве что в палатку – за водкой. Вот все и идут, а вечером – одна пьянь кругом.
Был период, когда я думала почти так же, а все потому, что из-за постоянной работы и учебы жила в нашем поселке как-то мельком. Утром – бегом на электричку, вечером – по темным улицам домой. А потом родила ребенка, стала много и не торопясь гулять с коляской и наконец огляделась. И заново полюбила то место, где родилась и выросла. По нескольким причинам.
Где сокровище ваше (Евангелие от Матфея, глава 6, стих 21)
Во-первых, конечно, храм. Он для меня всегда был островом среди однообразности хрущевок и новостроек. Островом дореволюционной России и свидетелем той жизни – широких земельных угодий, уходящих за самый горизонт, засеянных пашен, густых лесов, топких болот и цветущего дворянского и крестьянского быта. Мама рассказывала, как девочкой каталась с подружками на перилах деревянного барского дома. Был он уже ветхий, но с очень красивой наружной резьбой, с колоннами и высокими окнами, и весь поделен на клетушки с квартирантами. Заселена была даже туалетная комната (очень просторная по нынешним временам), в ней жила бабушкина подруга. Наша же семья какое-то время ютилась во флигельке для прислуги.
Дом и флигелек снесли, и мое поколение застало на этом месте только панельную пятиэтажку. Но кое-что все-таки осталось. Один из двух барских прудов, который хотя и мельчает, и зарастает каждый год ряской, но добавляет нашей местности определенную живописность. Если напрячь воображение, то можно представить на берегу последнюю владелицу усадьбы, княгиню Марию Алексеевну, – в шляпке и кисейном летнем платье в пол – кормящую уток.
В беготне университета и работы я напрочь забыла, сколько замечательных моментов может подарить жизнь в маленьком поселке, где тебя все знают. Я забыла, как это приятно – просто здороваться с людьми на улице.
Однако только около храма исторические реалии нашего поселка оживают по-настоящему, ведь храм сохранился и после реставрации даже приобрел первоначальный цвет фасада, словно крашеное к Пасхе яичко. Тут могила князя Василия Оболенского – мужа княгини – справа от наружной престольной иконы Преображения Господня. Когда я читаю годы его жизни на надгробной плите (1846–1890), то всегда задумываюсь о быстротечности времени и чувствую благодарность к этому человеку, который жил здесь до нас и поддерживал наш храм, домовый храм их семьи (князь был церковным старостой). Однако ведь и до него у храма были попечители – храм датируется 1777 годом, а деревянная церковь была на этом месте еще раньше – и наша связь с ними не прерывается, они не забыты, ведь каждую литургию к Богу возносится молитва «о создателях и благоустроителях».
Наверное, именно красота нашего храма, его внешняя архитектурная особенность на фоне всего остального, вдохновляла меня в юности приходить на службу. Вспоминаю, как подружка приносила к нам во двор «самоцветы» из сарая при церкви. Возможно, это были разноцветные осколочки витражей, побитых в ходе разорения нашего храма. Середина девяностых, храм всего пару лет как стали восстанавливать. Мне было лет шесть, и я уже, конечно, знала «про Боженьку», но наш храм представлялся мне просто таинственным, сказочным местом, где хранится сокровище. Сейчас понимаю, что не так уж и далеко я была от истины, просто Сокровище это – иное.
Из Назарета может ли быть что доброе? (Евангелие от Иоанна, глава 1, стих 46)
А есть ли святые среди нас – здесь, в поселке? Кажется, я задавалась этим вопросом совсем недавно. И вот теперь после воскресной службы прихожане нашего храма перед большой и красивой иконой поют тропарь священномученику Петру (Маркову) – последнему настоятелю, который служил здесь до революции, а затем в советской России. Его расстреляли на Бутовском полигоне в 1938-м после изнуряющих допросов в НКВД.
Что мы знаем об отце Петре? Что он был замечательным семьянином и растил девятерых детей. Что был другом своих прихожан и желанным гостем в большинстве домов. Что до последней возможности следовал за Христом и ревностно служил в Церкви.
Для меня его канонизация – как очень личная благая весть. Это святой человек, чья жизнь и мученическая кончина так ненадолго отстоит от нашего времени. Мы можем посмотреть на его иконописное изображение, а можем – на фотографию. Он жил здесь и ходил теми же тропинками, он один из нас.
Возвратись в землю отцов твоих и на родину твою (Бытие, глава 31, стих 3)
Еще одну причину, по которой я люблю наш маленький поселок, можно сформулировать просто: здесь моя деревня. Мой родной двор, мой детский сад и роща, в которой мы строили фанерные будки для бездомных щенят. Возвращаясь сюда, я всегда испытываю чувство смешанной радости и разочарования, оттого что снова дома.
Из окна нашей квартиры виден лес, в котором раньше зимой почти каждую субботу мы с папой катались на лыжах. Пересекали поле, преодолевали пару оврагов и оказывались на узкой тропинке в окружении пушистых от снега деревьев. Мороз и солнце, особая спортивная легкость во всем теле и привалы с вкусными бутербродами и горячим чаем из термоса – простое и доступное счастье. Осенью тот же лес – с рядком желтеющих берез на опушке, весной браконьерские вылазки за ландышами, которых теперь уже почти не осталось (очевидно, не без моей вины), и длинное лето для семейных пикников!
Жаль, в лесу я теперь бываю совсем не часто, зато и за окном у нас зелено – массивный старый каштан, пирамидальные тополя, рябина, черемуха, сирень и шиповник, в цветках которого в июне блестят перламутром жуки-бронзовики. В детстве мы любили этих жуков засовывать в банки и устраивать им цветочные оазисы, а потом друг перед другом хвастались, у кого красивее. Прямо за нашим домом земля раньше была разбита на участки под огороды для жителей первых этажей. Наш огород и огород соседки бабушки Поли разделяла одна железная балка, и когда меня мама посылала за смородиной на компот, я частенько соблазнялась на соседский крыжовник. Однажды я стояла на огороде и делала вид, что рву ягоды с наших кустов, а сама протягивала руку подальше и обчищала крыжовник. И вдруг заметила, что бабушка Поля наблюдает за мной в окно. Тут я, конечно, чуть кружку с ягодами не выронила, а она говорит, улыбаясь: «Да перешагнула бы ты эту балку и наелась давно. Это же я от чужих отгородилась, не от тебя».
Кто-то может сказать, что сплетен в таком месте не оберешься. Пожалуй. Но, по-моему, иногда досужее любопытство в разы лучше безразличия, которое царит в мегаполисах.
В беготне университета и работы я напрочь забыла, сколько замечательных моментов может подарить жизнь в маленьком поселке, где тебя все знают. Я забыла, как это приятно – просто здороваться с людьми на улице, когда ни одна прогулка не обходится без встречи с бабушкиной коллегой по работе, маминой одноклассницей или любимым продавцом. Кто-то может сказать, что и сплетен в таком месте не оберешься. Пожалуй. Но, по-моему, иногда досужее любопытство в разы лучше безразличия, которое царит в мегаполисах. Когда человек часами может лежать без сознания, и никто к нему не подойдет. У нас некоторых пьяненьких до сих пор иногда приводят под руки домой, потому что знают, кто это и где его сейчас ждут.
Но и ларьки, и обступающие тебя со всех сторон многоквартирные дома здесь –почти как везде. И если не вглядеться или не иметь хорошего какого-нибудь детского воспоминания, о котором писал Ф. М. Достоевский, то можно увидеть только их. Ну а можно проще – любить хотя бы один уютный свет в вечерних окнах этих домов, особенно, если одно из этих окон – твое…
Из песни костромской группы «Комба Бакх»
Про винция
Говорят, где родился – там пригодился,
Это – не телега про столицу-провинцию.
Кто из деревни родом – к звездам пробился,
А друг его там остался, женился,
Ему и не снился другой край, другой город, другая страна…
И жизнь другая ему не нужна –
У него есть работа, у него есть жена,
Его жизнь с опасностью сопряжена, он – спасатель!
Или врач зубной! Или та девчонка, что стоит рядом с тобой!
Лысая! Или с длинной косой…
Она кому-то станет матерью, а кому – женой,
Она живет в стране непростой,
На земле родной.
