Флаг над Рейхстагом

«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага…»
 
Это первые строки из императорского манифеста 2 марта 1917 года. Последнего царского манифеста в русской истории. Дальше следует текст об отречении Николая II от престола в пользу младшего брата Михаила. Генералам императорского генштаба и командующим фронтами, казалось, что такая «рокировка» поможет утихомирить народные волнения и быстрее выиграть мировую войну, официально объявленную в России Второй Отечественной. Через несколько дней «рокировка» переросла в революцию. Генштабисты разделились на «белых» и «красных». Одна из старейших монархий мира перестала существовать. Ее последних представителей арестовали и выслали на Урал, где они спустя год были тайно истреблены.
 
Незадолго до этого германский фронт окончательно рассыпался, а одно из череды сменявших друг друга «временных правительств» во главе с Лениным бежало из Петрограда в Москву и фактически признало свое поражение в войне. Оно подписало Брестский мирный договор, по которому обязалось отказаться от управления Польшей и Финляндией, передать Германской империи Прибалтику, Белоруссию, Украину и Молдавию, распустить армию и уничтожить Черноморский флот, а также выплатить «победителям» более шести миллиардов марок золотом. Содержание последнего манифеста последнего царя, казалось, навсегда перестало что-либо значить и кого-либо интересовать.
Сегодня некоторые исследователи убедительно доказывают, что государь-страстотерпец вообще не писал и даже не подписывал этот текст, опубликованный почти во всех газетах России. Но ведь читатели газет этого не знали. Тогда, в марте 1917 года, слова о войне до победного конца запомнили многие. Однако сменившие царя во главе страны политиканы просто не умели побеждать врага, а то и не хотели этого делать. Внутренние народные волнения в конце концов превратились в братоубийственную гражданскую войну. Мало кто собирался смиренно нести посланное России Богом новое тяжкое испытание. Каждый искал своего, и слишком многие в последующие годы нашли изгнание, рабство, смерть…
 
Прошло еще несколько месяцев, и развязавшая войну Германская империя вместе со своей монархией погибла в том же революционном пожаре. Самое смешное и ужасное заключалось в том, что популярнейшего в своей стране кайзера Вильгельма II тоже свергли с престола не профессиональные революционеры, а генералы его собственного генштаба. 9 ноября 1918 года кайзер тоже подписал короткое отречение. В нем не было ни слов о Боге, ни надежд на победу. Лишь приказ «до восстановления порядка в империи» оказывать помощь тем, кто сумеет «защитить немецкий народ от грозных опасностей анархии, голода и иностранного господства».
Победа в первой мировой войне досталась бывшим союзникам России по блоку Антанта, которые, впрочем, к тому времени вовсю рвали Россию на части, высаживая на окраинах свои экспедиционные корпуса. Побежденная Германия теряла все заморские территории, 12 процентов своих земель в Европе, и должна была выплатить Антанте 132 миллиарда марок. В 22 раза больше, чем она запросила с русских по Брестскому миру. Дипломаты старой школы молча качали головой и шепотом сожалели, что на международных конференциях больше нет русских царей: «Лишь они одни умели поступиться своими интересами ради общего блага и принудить к этому других». И хотя в 1919 году бои на западном фронте закончились, глядя на хамское самоуправство держав Антанты в покоренной Восточной Европе и разоренной России, один из немногих дальновидных победителей, французский маршал Фош воскликнул: «Это не мир, а перемирие на двадцать лет».
Следующие двадцать лет европейской политики были посвящены накоплению сил и ресурсов для новой схватки. Нужно ли напоминать, что Германия подготовилась к реваншу гораздо лучше своих противников? Гитлер вполне добросовестно выполнил заветы последнего кайзера?. Однако стоит отметить и то, что большая часть континентальной Европы не слишком противилась германскому натиску. Сербы, поляки и евреи были обречены на уничтожение и сопротивлялись отчаянно. Остальные (даже французское правительство!) не могли устоять перед самым выгодным коммерческим предложением со времен наполеоновских войн.
Европейцы в который раз объединились, чтобы отправиться в поход на Восток и сложить там головы. Увы, не только свои. В газетах тех лет очередное вторжение в Россию называли «крестовым походом против большевизма» и «расширением жизненного пространства», но пропагандисты обманывали лишь сами себя. Со времен Александра Невского мало что изменилось. Это была еще одна попытка цивилизации Запада подчинить себе огромную непокорную страну, лежащую буквально под боком, но по каким-то загадочным причинам век за веком отражающую самые мощные и хорошо подготовленные западные вторжения.
 
Но то было в прошлом, когда эти страшные русские умели бесстрашно умирать «за веру, царя и Отечество». Теперь же исповедание веры грозило тюрьмой, а то и расстрелом, «царизм» клеймился как «отсталость и мракобесие», а объявленное буржуазным пережитком «Отечество» лишь недавно разрешили вернуть на страницы школьных учебников. Разоренное сельское хозяйство, разрушенная торговля, строящаяся заново, а потому еще слишком слабая промышленность, рыхлая, плохо обученная армия, циничная и разлагающаяся пирамида спецслужб, разочарованное, напуганное и обозленное бесконечными социальными экспериментами правительства население…
Так или приблизительно так видели новую, Советскую Россию европейские разведчики и журналисты. И надо сказать, не слишком ошибались. Еще пара пятилеток ударного труда, и в стране забурлила бы новая революция, угробившая бы ее окончательно. Если бы гитлеровская Европа хотя бы формально соблюдала придуманный ей «Договор о ненападении» она, возможно, вскоре получила бы огромные куски СССР без всякой войны, так же как Европа натовская получила их в 90-х.…
 
Но Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. 22 июня 1941 года нам был дан уникальный шанс победить не только внешнего врага, но и собственную внутреннюю смуту.
«…Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью Родины, кровными заветами любви к своему Отечеству. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы – православные, родные им и по плоти и по вере… Господь нам дарует победу».
Эти слова из послания патриаршего местоблюстителя, Московского митрополита Сергия, написанные и размноженные в первое же утро вражеского вторжения, напомнили тысячам верных еще не забытые строки последнего царского манифеста. Миллионы людей вспомнили, как они однажды уже попытались плюнуть на присягу и уйти с войны по домам. Вспомнили, как после этого кровавый хаос войны догнал каждого из них дома. И вот теперь снова?..
 
«Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» – прежде чем попасть на медали в мае 1945 года, эти слова из первых военных речей советских руководителей Сталина и Молотова шокировали своей неадекватностью. Какое же «правое дело», если вы лидеры леворадикальной партии, а «правые», в вашей терминологии, – как раз нацисты? Какая победа, если города сдаются десятками, самолеты и танки горят тысячами, а попавшие в плен собственные армии исчисляются сотнями тысяч? Может быть, правильнее опять сдать страну и попытаться заключить новый Брестский мир?
Но такие мысли почему-то мало кому приходили в голову. Скорее уж, вновь казалось правильным это: «Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца». Даже среди пленных, даже на оккупированных территориях предательство и переход на сторону противника стали уделом одиночек. Таких одиночек в рассыпанном революцией на атомы советском обществе, к сожалению, оказалось довольно много, но за всю историю войны ни один русский полк не сбежал с фронта и добровольно не отдал свое знамя в руки врага.
Сама война как-то очень быстро стала называться Отечественной. Сначала это была неумелая попытка газеты «Правда» использовать «старорежимную метафору».
 
Но эта метафора очень быстро воплотилась в действительность. Не только народ, но и многие партийные вожди вдруг вспомнили, что это только Марксовым «пролетариям нечего терять кроме своих цепей», а у них есть Отечество, за которое нужно сражаться и ради которого необходимо побеждать.
 
«Русский человек бесконечно привязан в своему Отечеству, которое для него дороже всех стран мира… Когда Родина в опасности, тогда особенно разгорается в сердце русского человека эта любовь. Он готов отдать все свои силы на защиту ее; он рвется в бой за ее честь, неприкосновенность и целость и проявляет беззаветную храбрость, полное презрение к смерти. Не только как на долг, священный долг, смотрит он на дело ее защиты, но это есть непреодолимое веление сердца, порыв любви, который он не в силах остановить, который он должен до конца исчерпать…
Борьба эта – не только борьба за свою Родину, находящуюся в великой опасности, но, можно сказать, за весь цивилизованный мир, над которым занесен меч разрушения. И как в эпоху Наполеона именно русскому народу суждено было освободить мир от безумства тирана, так и теперь нашему же народу выпадает на долю высокая миссия избавить человечество от бесчинств фашизма, порабощенным странам вернуть свободу и водворить повсюду мир».
Митрополит Алексий сказал эту проповедь в Елоховском соборе Москвы… 10 августа 1941 года. Сказал и уехал в Ленинград, чтобы пережить там со своей паствой три года блокадного кошмара, а в начале 1945-го быть избранным на патриарший престол.
Многие сегодня, наверное, спросили бы его: «Как же так?.. С какой стати народ, буквально вчера отдавший на поругание святыни предков, отрекшийся от своей истории и культуры, вдруг претендует на столь серьезную миссию в мировой истории? Разве может он на что-то рассчитывать после ужасов революции, гражданской войны, коллективизации, массовых казней?..»
«Не только патриотизму русских людей обязана была победа русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу; как тогда и русское воинство, и весь русский народ осенял покров Взбранной Воеводы, Матери Божией, и сопутствовало благословение угодников Божиих, – так и теперь мы веруем: вся небесная рать с нами. Не за какие-нибудь наши заслуги пред Богом достойны мы этой небесной помощи, но за те подвиги, за то страдание, какие несет каждый русский патриот в своем сердце за любимую мать-Родину», – отвечает нам первосвященник.
Владыка Алексий даже не сомневается: русский народ по-прежнему избран Богом, а не оставлен Им. И крестный смысл этого избранничества подтверждается век за веком.
 
Мы и сейчас – народ-жертва и народ-победитель! Безумие для здравого смысла. Ужас для маловеров и циников. И счастье для верующих. Для тех, кто верит, что страдания и крест – подарок грешнику, на которого Господь прогневался не до конца. А сытая и спокойная жизнь – часто тупик и проклятие тому, кого уже ничем не проймешь. И судьба христианина-победителя – в каком-то смысле судьба евангельского разбойника, судьба человека, имеющего силу и дерзновение не попрекать Бога своими бедами, а верить в Бога вопреки всему, что ты совершил.
Нельзя, конечно, забывать, что в ХХ веке свой крест, как и прежде, был послан многим народам Европы и мира. Нельзя забывать и то, что русские поначалу не приняли своего креста, обиделись и даже разгневались на Бога, пытаясь отомстить Ему разрушением церквей и убийствами священнослужителей. Но все изменилось. И многие из тех, кто когда-то, соблазнившись разделом барских земель и хозяйских заводов, воткнул штыки в землю на позициях в Белоруссии и Прибалтике, легли костьми на полях под Москвой и в степях Поволжья. Другие, выступавшие «за поражение своей страны», ушли умирать за ее победу. Третьи, публично обещавшие уничтожить «даже само упоминание имени Бога на территории СССР», скрипя зубами, склонились перед Его служителями и открыли Его храмы. Они делом засвидетельствовали свое покаяние.
 
А потом другие, оставшиеся в живых, наконец, дошли до рубежа, где было написано «Вот она, проклятая Германия!» «Логово фашистского зверя обложено со всех сторон, и никакие ухищрения врага не спасут его от неминуемого полного разгрома. Красная Армия и армии наших союзников заняли исходные позиции для решающего наступления на жизненные центры Германии. Задача сейчас состоит в том, чтобы стремительным натиском армий Объединенных Наций в кратчайший срок сокрушить гитлеровскую Германию». Это из приказа Верховного Главнокомандующего осени 1944 года.
 
Узнаете? «Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага…» Даже союзники по Антанте при всем их историческом вероломстве в 1945-м оказались теми же, что и тогда, в семнадцатом!
Пожалуй, одним из самых загадочных эпизодов конца войны выглядит стремление армейских частей прорваться к центру Берлина и водрузить победный флаг над рейхстагом. Командиры-то уж, наверное, знали, что после провокации с поджогом в 1933 году здание практически не использовалось по назначению, что бесправные депутаты еще какое-то время собирались в оперном театре, что реальные политические решения принимались в зданиях НСДАП и рейхсканцелярии… Но и они, судя по мемуарам, поддались общему порыву «первыми взять рейхстаг». Может быть, дело именно в том роковом заседании лета 1914 года, когда депутаты Второго рейха без всякого нажима большинством голосов развязали мировую войну?
И вот 30 лет спустя русская армия все-таки входила в Берлин по завету своего царя! Берлин и Вену – как в давние годы Париж или Варшаву – не затопили, не разрушили до основания (а ведь было за что). Победители умели проявить великодушие к побежденным. Они понимали, чувствовали, что иначе не будут счастливы. А всем так хотелось счастья этой весной.
 
------------------------
 
– Но позвольте, – скажут нам все те же неугомонные «правые» и «левые» скептики. – Этак вы дойдете до того, что сравняете советских солдат с русскими, а сталинскую армию с императорской. Знаем мы всю эту мифологию с возвращением погон и офицерских званий, с легендарными крестными ходами вдоль линии фронта, с тостом Сталина «за русский народ» и его тайными молитвами в гостях у святой Матроны. Все это чушь и глупость! Безбожный Советский Союз и после 1945 года оставался антагонистом православной Российской Империи, поэтому его победа, конечно, не могла быть победой России.
Что ж, по многим параметрам СССР и правда остался антагонистом императорской России. Это, в конце концов, и погубило его (как императорскую Россию, во многом, погубило пренебрежение к старой, допетровской Руси). Но ведь его враги почему-то же называли армию, вошедшую в Европу в 1945 году, русской армией. А враги – люди весьма чуткие. Наверное, они, как и православные архипастыри, почувствовали, что под шелухой новых плакатов и лозунгов, под формой с красными звездами (как когда-то под нелепыми французскими камзолами и париками) по-прежнему бьется русское сердце. И что сердце это вновь исповедует Единого Бога не устами и лицемерными надписями, типа «Gott mit uns», а деятельным раскаянием и любовью к ближнему. Даже если этот ближний – брат или сын убийцы твоего сына и твоего брата.
 
Православная Пасха в 1945 году праздновалась 6 мая. На всей земле, от возвращенных храмов Москвы и Киева до новопостроенных храмов Парижа и Нью-Йорка, в ту ночь раздавались пасхальные стихиры. И люди плакали, зная, что слышат не просто прекрасные фразы, а подлинное описание того, что их отцы, братья и сыновья ценой своих жизней совершают сейчас в Берлине: Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга обымем. Рцем, братие, и ненавидящим нас, простим вся воскресением, и тако возопиим: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!