В декабре 1941 года началось знаменитое контрнаступление Красной Армии под Москвой. До этого в течение трех месяцев столица только оборонялась, героически удерживая последние рубежи. Но в первых числах декабря ситуация резко переменилась и обороняться пришлось уже армии противника. За этим переломом стоят и мужество простых солдат, и судьбоносные решения командующих, одним из которых был легендарный маршал Жуков.
- Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
- Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.
Этот разговор, состоявшийся 15 ноября 1941 года между Иосифом Сталиным и Георгием Жуковым, часто встречается как иллюстрация различных взглядов на фигуру маршала. Кто-то видит в его спокойной уверенности мистический символизм «высшего» избранничества. Кто-то – лишь апломб безжалостного к собственным солдатам воеводы. Правда, как водится, где-то посередине…
Титаны выше любых оценок. Самые хвалебные гимны не превзойдут их побед. Самые уничижительные пасквили не восполнят их ошибок. Жуков спас Советский Союз от поражения, а его народы от уничтожения. Его биография разошлась по мемуарам, диссертациям и кинофильмам. Он стал третьим русским военачальником, покорившим Берлин. Его грудь украшали 68 орденов общим весом шестнадцать килограмм четыреста грамм. Без Георгия Константиновича Жукова невозможно представить двадцатый век.
Можно прожить всю жизнь и ничего не узнать о нем. И наоборот – всю жизнь посвятить маршалу. Пример такого беззаветного служения мне однажды довелось повстречать.
– Мы, русские, считаем его [Жукова - авт.] за бога. Мы еще мальчишками так считали, и сегодня продолжаем считать.
Валентин Иванович Звонов – из того предвоенного поколения, которому не хватило года, чтобы попасть на фронт. Казалось бы, остается только радоваться, что остался цел. Но Валентин Иванович оказался не из таких. Больше полувека прошло с тех пор, но боль от того, что не смог доказать готовность положить «душу свою за други своя» оказалась неизбывной.
– «Жаль, я на той войне не воевал… Завидовал разведчикам в кино, Жалел, что это было не со мной, За них, как за себя переживал». Стихотворение Юрия Евсеева, знаете такого? Это о нас: «Пусть я на той войне не воевал, Не рыл траншей, не трясся в эшелонах… Я помню о погибших миллионах, О тех, кто жизнь за Родину отдал!».
В октябре 1941 московское ремесленное училище № 12, в котором учился Валентин, отправили в эвакуацию. В дороге он сбежал с поезда и вернулся в Москву:
– Думал: куда я поеду? Что я там буду делать? Кому я там нужен? И вернулся. Жили мы около Абельмановской заставы. Рядом Нижегородская улица и Шоссе энтузиастов, по которым шла эвакуация на восток. Тяжелейшие дни октября 41-го года – уход, паника, сожжение документов, - проходили на моих глазах. Очень тяжело было. Потому что разговоры такие шли: «Вот мы уезжаем, а вы остаетесь. Значит, вы ждете немца».
Знакомый управдом пристроил оставшегося без документов (уехали вместе с училищем в эвакуацию) парнишку возить дрова. Выправил ему рабочие продуктовые карточки. Без этой помощи Валентину вряд ли удалось бы пережить московскую зиму 1941-го года.
– Когда начали минировать мосты и заводы, в нашем доме остались только я и лекальщик шарикоподшипникового завода на брони. В какой-то момент, это было 16 октября, из депо Москва-Горьковская вышла целая рота грязных-грязных мужиков. С винтовками старыми, кто с чем. Это командование, очевидно, попросило ремонтников, слесарей, выйти, показать народу, что есть те, кто не бежит из Москвы. Они прошли вдоль Абельмановской, потом по Воронцовской к Таганке, и вернулись обратно. А 20-го октября вышел указ: Москва на осадном положении.
Валентин Иванович говорит сбивчиво, перескакивая с темы на тему. Так бывает с людьми, которые из скромности редко или никогда не говорили о себе. Они торопятся высказать все, о чем намолчались. Стараются оправдать проявленное к ним внимание.
- О Жукове я впервые услышал в бане от взрослых. О нем говорили: «Жуков – вооот такой человек! Он в обиду не даст. И крестьянин, и рабочий, и Сталин его после Халхин-Гола с командира корпуса сразу до «генерала армии» повысил. Через два звания прыгнул. Это очень вселяло уверенность в то, что он будет здорово здесь воевать. Мы постоянно это обсуждали: «Кто такой Жуков?» - «Говорят, крестьянин». «А как крестьянин – генерал?» - «Не знаю». «А ты знаешь? А ты видел фотографию?» «Видел». И вот мы всё время гадали: спасет он нас или не спасет?
С мимолетного ли разговора с банной шайкой в руках, с размытой ли фотографии на второй полосе «Красной звезды» или с детской веры в героя-спасителя началось почитание Валентином Ивановичем «крестьянина-генерала», не помнит уже и сам Звонов. Только если и существует на свете живое олицетворение народной любви к маршалу, то это он - простой рабочий, разметчик Первого московского часового завода, Валентин Иванович.
– Представьте наше правительство образца 1941-го года – Сталин, Ворошилов, Калинин, Молотов, Микоян… Все сидели в царской тюрьме. Все были в ссылке, на каторге.... Как они должны были руководить страной, армией, если они не специалисты в этом деле? Они просто промышленность военную развивали, чтобы выстоять против всего мира. И я их за это критиковать не могу. Когда Жукова назначили командовать Западным фронтом (10 октября 1941 г. – прим. авт.), 75-80 миллионов наших людей находились в оккупации. А сколько было разгромов, отступлений, сдач, котлов? Сколько техники, военных складов досталось фашистам? Вы только вдумайтесь, как, учитывая эти обстоятельства, надо было Жукову умело обороняться, если артиллерист имел право только один снаряд в сутки пальнуть по немцам, а? Один снаряд в сутки.
Всю сознательную жизнь Звонов собирал документы о Великой Отечественной войне. В его библиотеке есть тисненые золотом увесистые фолианты с мемуарами крупных военачальников. Твердые переплеты военной беллетристики популярных писателей. Мягкие обложки диссертаций ученых историков. Брошюры с материалами военных корреспондентов.
Соотношение реальной личности Жукова и его послужного списка все больше занимало Звонова. Он чувствовал, что для военного гения недостаточно владеть только механикой ведения боев. Что кабинетная стратегия и полевая тактика должны скрепляться еще какой-то невидимой химией, которая, в конечном счете, и обеспечивает победу.
– В чем феномен Жукова? В моментальности. Он мгновенно оценивал ситуацию и находил единственно возможный выход. Таким даром, кроме него, больше никто из военачальников не обладал. Им нужны совещания, время на обдумывание. А он – один и молниеносно! И еще он был уверен в русском народе. Вот Павлов не был уверен, Кирпонос не был уверен, другие командующие округами, потом фронтами – не были, поэтому потери, дезертирство, предательство, отступления! Очень тяжелый вопрос – это пленные в годы войны. Ему трудно было поверить, что сдавались тысячами. Но Жуков не хотел и их обижать. Не хотел о них говорить. Потому что это боль была. Это же наши советские люди. Понимаете? Он верил в нацию и приказал: стоять насмерть. И выстояли же! Ему верили, на него надеялись: где Жуков – там победа.
Мечтал ли Жуков о такой судьбе? О героизме? О громкой славе? О культе личности? Говорят, Сталин ревновал Жукова к Эйзенхауэру. То ли чувства вождя, то ли интриги коллег способствовали, но победный триумф маршала продолжался недолго. Слишком многих людей он задевал.
– Из теплых, уютных кабинетов обвиняют Жукова в том, что на его фронтах больше всего солдат гибло. Да под его командованием всегда больше всего людей было, поэтому и потерь больше. Что якобы он приказывал расстреливать перед строем командиров… Он не расстреливал, а отдавал под трибунал. И внимательно рассматривал каждый случай. Вот, например, Сталин приказал: Волоколамск не сдавать. А Рокоссовский, который его защищал – сдал. Сначала станцию, а потом и город. Жуков свое расследование назначил, что же сделал Рокоссовский не так. И комиссия установила, что не Рокоссовский сдал Волоколамск, но обстоятельства были выше. То есть, сила немецкая.
Он был только солдатом. Больше – никем. Кадры кинохроники зафиксировали, как был напряжен Жуков во время подписания капитуляции гитлеровский Германии. У него потеют ладони, он нервно вытирает их платком. А в это время Кейтель с интересом за ним наблюдает. Видимо, догадался, что маршал занят непривычным делом, что ему чужда кабинетная бюрократия. Он победил самую мощную армию в мире, но отступил перед играми царедворцев…
– Вот, у меня книги, да? Треть из них – клевета на Жукова. Придумки, басни, вранье! Но я обязан читать это все. Я должен это знать. Не знаю, как бы он сейчас жил, как бы читал о себе все это, смотрел. Это же ужас. Фильм с Балуевым видели? (речь идёт о сериале «Жуков» (2011), где роль маршала исполняет А. Балуев – прим. авт.) Про походную жену сняли, как будто ничем его жизнь больше не интересна. И орденские планки вверх ногами висят. Я не воевал, но я должен что-то сделать для нового поколения. Это «что-то» мне, старику, не дает покоя с 41-го года. Хоть это, может быть, пафос. Но вот я такой выбрал путь, и начал писать книгу о Жукове. Потому что Жуков для меня был святой.
Они никогда не виделись – спаситель и спасенный. Герой и его певец. Маршал Жуков и разметчик Звонов. После длительных поисков мне удалось обнаружить труд жизни Валентина Ивановича – двухтомник «Великий полководец Маршал Жуков. Исследование жизни и деятельности». Возможно, это единственное издание о маршале, написанное бескорыстно, в знак благодарности и любви, а не ради сиюминутной конъюнктуры или интеллектуального снобизма.
Великая Отечественная война закончена. Но битва за маршала Жукова продолжается. Разметчик Звонов бился за маршала Жукова так же мужественно, как 75 лет назад маршал Жуков бился за нашу советскую Родину.
