Для начала предлагаю вам незамысловатую анкету из нескольких вопросов:
- живу ли я в том же населённом пункте, где родились мои родители (или один из них)?
- бывал ли я в тех местах, где родились мои родители?
- знаю ли я полные фамилии-имена-отчества своих прадедушек и прабабушек по обеим, отцовской и материнской, линиям?
- бывал ли я на могилах своих прадедов и прабабок или хотя бы знаю, где они похоронены?
- какова вероятность того, что то дерево, что я посадил (если, конечно, уже посадил), увидят мои внуки (если таковым суждено появиться на свет)?
Разумеется, не могу заранее знать, каковы будут результаты этого импровизированного анкетирования. Но возьму на себя смелость кое-что предположить…
Я живу в Белгороде, городе на юге Среднерусской возвышенности, где живописные холмы (когда-то лесистые) встречаются с не менее живописной степью. Отдел по месту моей работы насчитывает, включая меня, 8 человек. Пятеро из них родились в других городах, а кое-кто, с учётом распада СССР, даже в других странах: на Камчатке, в Норильске, на Украине, в Казахстане. Места рождения и прежнего жительства оставшихся коллег мне неизвестны, так что, возможно, они также «не местные», не наследственные белгородцы. Как показывает практика личного общения, схожая ситуация сложилась и со знанием собственной родословной: чаще всего всё обрывается на третьем поколении, то есть на уровне дедушек и бабушек. Глубже в семейную историю – тайна, покрытая мраком…
Это наглядная, основанная на собственном примере и не требующая анализа последней переписи населения, статистика – иллюстрация одной из примет нашего времени. Мы живём в эпоху, когда стремительно растворяется и практически уже исчезло понятие «коренное население» – население, связанное с землёй, по которой ходит и от которой кормится. Связанное с нею настоящими корнями, близкими, по сути родственными, отношениями. Пословица «Где родился, там и пригодился» превратилась в пустую формальность. Найти человека, который прожил бы всю жизнь в родном городе или деревне, сложно до невероятности (некоторое исключение могут составлять жители мегаполисов).
Понимаю, что такова реальность индустриальной и постиндустриальной цивилизации, для которой масштабные перемещения рабочей силы (людей то есть) на значительные расстояния естественны и необходимы. Но объективный характер явления не обязывает меня приписывать ему позитивное значение, приветствовать его и им восторгаться. Нынешний «перекати-поле-человек» вовсе не видится мне воплощением свободной личности, не признающей ограничений в поиске самореализации. В лучшем случае он представляется опрометчивым мореходом, пустившимся в плавание без якоря и потому обречённым быть покорным направлению ветра и силе волн. Не ощущать и не ценить связи с землёй, пропитанной трудовым потом, кровью сражений, слезами горя и счастья твоих прадедов и прабабок, в которую они легли костями до урочного времени – значит, обрекать себя на холодное одиночество в равнодушном космосе.
В худшем случае такой человек – хам, настоящий хам в изначальном и непосредственном смысле этого слова. Библейский Хам «прославился» наглым и презрительным отношением к своему отцу Ною – и ставшая сегодня повсеместной наплевательская непочтительность к земле и истории предков - это проявление того же самого мировоззрения.
Подобное, опрометчивое или хамское, отношение к своим предкам и малой родине имеет предельно серьёзные последствия, духовные и материальные, для судьбы каждого отдельного человека и целых народов. Если человек или народ пренебрегает землёй, в которую его прадеды вложили все свои силы, если она ему не нужна – значит, придёт другой человек и другой народ, для которого она является желанной и станет драгоценной. Это не должно оставлять равнодушным, но с этим придётся смириться как с закономерным и, рассуждая логически, справедливым поворотом исторического маховика.
Когда я наблюдаю пустеющие русские деревни с полями, заросшими огромными сорняками, и заброшенными домами, постепенно оседающими в рухлядь, которые всё активнее скупают выходцы из Средней Азии, это рождает во мне нехорошие эмоции. Но они быстро остывают и оседают, потому что не на кого негодовать и обижаться. Не на своих же соотечественников, которым практически не оставили шансов на выживание в деревне – ни работы, ни поощряющих социальных программ, ни детсадов, ни школ, ни фельдшерских пунктов. Не на таджиков же с киргизами, которые используют любую возможность для реализации естественного человеческого стремления – вырастить и выкормить своих детей. Не на государство же, которое про деревню забыло, а когда вспоминает, то с худшими для деревни последствиями – с государством бесполезно спорить и на него бессмысленно обижаться.
Что означает отрыв человека от корней в перспективе вечной жизни его души? Тоже ничего хорошего. Если у человека нет эмоциональной и духовной связи с малой родиной, с историей праотцов, значит, нет проходящей через его сердце линии из прошлого в будущее. Не любя и не ценя своих корней, без которых невозможно само существование отдельного человека, разве может кто-то по достоинству оценить святость грядущей небесной Родины? Если снова сравнивать человеческую жизнь с морским путешествием, то вера в грядущее Царствие Небесное – паруса, а связь с прошлым, с землёй, на которой жили пращуры – ветер, эти паруса наполняющий. Не укоренённый человек лишён чувства исторической перспективы, следовательно, не трудится на эту перспективу, не зарабатывает и не копит для собственного будущего «сокровища на небесах». Можно быть трижды трудоголиком и стереть в пыль руки, мозги и нервы, работая ради земного благополучия, – но без стратегических трудов ради будущей жизни остаться в масштабах вечности трутнем-однодневкой. И в значительной степени именно потому, что обесценилась связь с собственным прошлым, со своими родными и своей землёй.
Какое же счастье, нами неосознаваемое и неценимое, что в русской культурной традиции сохранилось использование отчества, позволяющее хотя бы на уровне имён удержать тонкую нить, связывающую с предшествующими семейными поколениями. Печально до тоски представить, насколько стремительно и необратимо оборвалась бы в нашем сознании эта связь, если бы у нас на западный «цивилизованный» манер отчества ампутировали …
Так что сохраняется пусть зыбкая, но всё же надежда, что нами ещё не пройден роковой путевой камень с надписью «слишком поздно». Только для того, чтобы надежда из призрачной субстанции обрела материальную осязаемость, нужно избавиться от вируса исторического беспамятства. Глупо призывать всех и каждого бросать обжитые квартиры в многоэтажках и возвращаться в расположенные за сотни, а то и тысячи, километров родные места – в большинстве случаев это связано с огромными житейскими трудностями, подчас неразрешимого свойства. Однако прояснить собственную фамильную историю, найти, если возможно, забытые могилы предков и привести их в порядок, принять себе за правило хоть иногда, но посещать исконные земли проживания собственной земли – в этом нет ничего невыполнимого.
Возможно, во мне говорит наивность, пропитанная сентиментальными детскими впечатлениями и воспоминаниями, - но ведь это замечательно: ступать по земле, на которой, как ты знаешь, на протяжении столетий жили, любили, страдали, прощали, совершали тихие, но полновесные чудеса трудолюбия и хорошего упрямства твои кровные предки. И ведь это ужасно – осмотревшись вокруг на месте своего жительства, осознавать, что на самом деле здесь нет ничего по-настоящему твоего, что связывало бы тебя с предыдущими поколениями и питало бы тебя их накопленной любовью.
