Часть 2. Начало здесь
Путь следования за Христом – путь Креста и самоотвержения, и другого пути нет. Если бы вы были от мира, мир бы любил вас, но так как вы не от мира, то мир ненавидит вас.
Из проповеди отца Серафима (Тяпочкина).
Я увидел вихрь, который двигался справа налево и медленно затих слева от меня. С небес, не касаясь земли, снизошли трое священников в черном и сказали мне моими устами: «Он действительно святой». Меня словно током ударило, и я проснулся.
Свидетельство духовной помощи отца Серафима Тяпочкина. Из книги Н. Гефсиманского «Праведник наших дней».
В своем словаре В. Даль приводит несколько значений слова «тяпать»: захватывать, отымать; стащить, украсть, стянуть; рубить, отсекать, крошить. Человек, известный под именем Дмитрий (Серафим) Тяпочкин, всю свою сознательную жизнь занимался тем, что отнимал, выкрадывал, отсекал человеческие души у сил тьмы.
Ему достался самый трудный участок на поле битвы Бога с дьяволом – не в тиши монастырей, а в миру, во времена гонений и безверия. 31 октября 1960 года, незадолго до назначения в Ракитное, епископ Курский и Белгородский Леонид совершил постриг протоиерея Димитрия в монашество с именем Серафим.
Казалось бы, для бывшего заключенного наступила пора отдохновения. Можно поселиться в отдаленной обители и спокойно дожить оставшееся время, следуя наставлениям отцов, «в веках просиявших». Но отец Серафим возвращается на приход. Здесь он создает свой «монастырь в миру», в котором отсутствует условная стена между монашествующими и мирянами. Он воспитывает паству-семью, каждый член которой, внешне оставаясь мирянином, внутренне бы стремился к Богу, к святости, к обожению.
Два десятилетия в Ракитном стали венцом его пастырского служения. Сюда, к маленькому домику с белеными стенами, стекались тысячи неприкаянных душ. Здесь они находили утешение, исцеление и покой сердец.
Как это становилось возможным? Во многом, благодаря живому примеру отца Серафима. К таким носителям Духа Святого, тянутся, их ищут, угадывая в них духовных медиаторов, через которых можно приблизиться к Богу. Не в силах самостоятельно выбраться из греховной трясины, омрачающей жизнь, убивающей здоровье, отнимающей силы, люди черпали Божественную благодать, исходящую от батюшки. А он и рад отдавать. Все свое время отец Серафим посвящал тем, кто в этом нуждался. Он никогда не торопился домой. В кафедральном соборе Днепропетровска (еще до Ракитного) заканчивались литургия, молебен и панихида, расходились все церковные служаки, а батюшка в своем углу продолжал исповедовать народ. Как он исповедовал? Люди выходили от него со слезами. Но не с горькими слезами от собственного ничтожества после грозных обличений священника, а со слезами облегчения и надежды после доверительной беседы отца с сыном.
Господь не объясняет, кого и за что он избирает. Отношения избранника и Избравшего, связь между ними, навсегда останутся тайной для окружающих. Мы можем лишь наблюдать и перенимать. Те, кому посчастливилось провести рядом с отцом Серафимом хоть какое-то время, говорят о его безграничной любви и великодушии. Батюшка скрывал свои благодатные дары, но разве можно скрыть любовь? Известно, что отец Серафим очень любил природу и животных. Он знал всех котят на приходе и не позволял убивать мух в своей келье. Ничтожный и смешной вроде бы факт, в сравнении с темой святости, которую мы тут развиваем. Но в широком понимании разве не он ли свидетельствует об осознанном и ответственном отношении к Божьему миру? Не нами он создавался, но нами должен приумножаться. Отец Серафим любил, прежде всего, Творца, без любви к которому невозможна любовь к творению.
К нему можно было прийти в любое время. На трапезу за общий стол приглашался любой, вне зависимости от сословия или убеждений. Каждого приехавшего батюшка встречал так, что человек понимал, что его увидели, что он существует, что он – не пустое место. Оберегая своих паломников от излишнего внимания органов власти, отец Серафим проводил беседы на ходу. По его благословению разрешались самые хитросплетенные житейские передряги, по его молитве исцелялись сначала духовно, и, в результате, телесно. Мечтая о схиме, он так и не решился принять ее. Ведь это означало бросить своих прихожан. Вряд ли он сам причислял себя к «старцам». Отец Серафим был слишком скромен для этого.
Чтобы описать такое уникальное явление русской православной культуры как старчество, нужно обладать гением Достоевского, лаконично определившим его как «орудие нравственного перерождения человека». Именно в перезапуске духовного механизма обратившегося за помощью, а не в чудесах и исцелениях, заключалась основная задача отца Серафима как духовного наставника. Не все это понимали. К сожалению, большинство свидетельств о помощи по молитвам батюшки, описывают «бытовую мистику»: был смертельно болен – выздоровел, увольняли с работы – оставили и повысили, бросил муж – вернулся, и еще двоих детей родили... Никто не пишет о том, как изменилась их внутренняя духовная жизнь, и появилась ли она вообще. В некоторых свидетельствах люди честно признаются, что совершенно забывали и об отце Серафиме, и о Ракитном, едва удовлетворяли свои нужды. Даже чудо не рождало в них веру…
Уникальность пастырского опыта отца Серафима в том, что он оставил потомкам в наследие готовую модель спасения в миру. И не просто в миру, а в прагматичном технотронном обществе, где понятия о духовности признаны архаичными и выведены за рамки общественной жизни. Бывают невозможными те или другие формы аскетической жизни при тех или других обстоятельствах. Но не бывают невозможны те или другие настроения, тот или другой внутренний строй. Мало кто из нас выводит причинно-следственную связь между жизненными неудачами и собственным духовным упадком.
В письмах отец Серафим советует своим духовным чадам как можно чаще причащаться, проводя время перед Причастием в молитве и покаянии. На первый взгляд, это гигантский труд, отнимающий массу времени, а ведь есть еще семья, работа, стояние в пробках, да и в интернете хочется посидеть. Но этот труд облегчается, если в семье, на работе, в пробке и даже за компьютером человек будет ежесекундно помнить, что рядом с ним стоит Христос, что он совершенно один, лицом к лицу с Богом и с собой.
Отец Серафим так жил. Он отказался от монастыря, потому что не искал легких путей. Он выбрал мир, потому что мир ненавидел его. Очень легко любить весь мир, когда его нет; очень легко чувствовать смирение, когда никто тебя не унижает. Он был любящим и сострадательным. Он мало спал и мало ел. Может, это смешно прозвучит, но я абсолютно уверена, что не последнюю роль в формировании его добродетелей играет привычка к малому количеству пищи. Эта особенность батюшки подчеркивается во многих воспоминаниях его духовных чад, она спасла его во время голода и заключения. Постоянная сытость притупляет сознание и культивирует любовь к себе. Высвободившись от оков утробы, отец Серафим освободился от самого себя для других.
В заключение хотелось бы развенчать одну легенду, связанную с архимандритом Серафимом. В церковной мифологии до сих пор популярно предание об участии батюшки в мистическом событии, т.н. «Зоином стоянии», произошедшем в Куйбышеве (Самаре) в 1956 году. Якобы именно он забрал икону Святителя Николая из рук окаменевшей девушки. В труде Н. Гефсиманского «Праведник наших дней» приводится свидетельство А.М. Одынецкого, проведшего рядом с батюшкой двадцать семь лет: «Я удостоверяю, что это ошибка. В январе 1956 г., когда в Куйбышеве произошло это событие, о. Серафим служил в с. Токмак Запорожской области и в течение всего 1956 года никуда дальше Днепропетровска, где находились епархиальное управление и резиденция архиерея, не ездил. Отец Серафим знал об этой версии. Но при мне он отклонил ее как неверную. Спокойным односложным «нет» и соответствующим движением головы. Этого же мнения придерживаются и М.Д. Гребенкин, и игумен Серафим (Лебедев), и архимандрит Зинон, в присутствии которых о. Серафим неоднократно отвергал свое участие в «Зоином стоянии».
Собственная статья об отце Серафиме в сравнении с его жизнью кажется мне информационно незначительной и содержательно легковесной. Столько всего не вошло, не поместилось. Многое я сознательно в нее не включила, не желая просто перепечатывать один и тот же набор материалов из публикации в публикацию. В православных изданиях представлено множество работ, посвященных этому удивительному старцу. И я понимаю, как трудно обычному журналисту писать о духовной жизни. Можно подробно описать биографическую хронологию, напомнить о забытых именах и фактах, привести множество деталей и свидетельств о чудесах. Можно, теша авторское самолюбие, упражняться в изысканности формы и слога. Можно блеснуть неожиданной ассоциацией или удачной евангельской цитатой. Суть описываемого все равно ускользнет за рамки литературного текста. Случится это по двум причинам. Первое – отсутствие у автора сопричастности такой жизни. Второе – невозможность постижения Божественного промысла.
В литературном творчестве есть специальный жанр – житие. Определяемый строгим каноном, он воспевает своего героя, призывает подражать ему, но не приближает к его пониманию. Потому как духовный подвиг не поддается анализу. В чем он заключается и как свершается – известно только Богу. Для отца Серафима Тяпочкина еще не составлено житие, только жизнеописание, поскольку он еще не признан святым. Да ему это и не надо. Это надо нам.
