Нам довелось жить во времена, когда слова и символы подменяют собой смысл и содержание. Вокруг – эпоха, в которую бренды ценятся выше реального качества, а человека судят не по делам и даже не по словам, а по ярлыкам, которые к нему прилепили вне зависимости от его согласия.
В отношении православных христиан окружающий мир действует по тому же алгоритму: придумать клише, наполнить его собственным пониманием, слабо связанным с реальностью, припечатать им явление, мировоззрение или группу людей и на этом прекратить любое возможное обсуждение. Например, иначе как «РПЦ МП» Русская Православная церковь в СМИ не обозначается. Схема воздействия ясна: любые аббревиатуры воспринимаются как наследие советской казёнщины. Следовательно, подобное именование Православной церкви моментально, на уровне первого зрительного впечатления, приводит к восприятию её как некоей полугосударственной корпорации, лишь формально связанной с духовностью. Что любопытно: в отношении других религиозных конфессий такие сокращения практически не используются. Никто не обозначает Католическую церковь как РКЦ (Римско-Католическая церковь), а российских мусульман – как СМР (Совет муфтиев России).
А ещё нас все кому не лень (ленивые, впрочем, тоже) классифицируют как «верующих». Хорошее слово, правильное – только используется не грамотно и не корректно. Как минимум по двум причинам.
Во-первых, слово «верующие» не может быть привязано исключительно к православным (по факту эта связка наглухо закрепилась в современном общественном сознании). Хотя бы потому, что религиозное мировоззрение знает огромное множество других проявлений. Только на базе авраамических религий имеем, помимо Православия, католическое христианство, протестантизм в его многочисленных версиях, ислам, в котором тоже изрядно толков и течений, иудаизм. А ещё есть буддизм и индуизм, в невероятном изобилии сект которых путаются даже корифеи-религиоведы. Есть уйма разновидностей язычества, традиционного и новоявленного, не говоря уже об оккультистах любых мастей и психиатрических диагнозов. И все они «верующие» - во что-то, в Кого-то, в кого-то, в нечто, в ничто, в самих себя и так до бесконечности.
Во-вторых, пренебрежительное «верующие», звучащее в наш адрес из либерально-потребительских уст, толкует христианство как примитивную алогичную веру в наличие сверхъестественной Силы. Веру, отказавшуюся от рациональных механизмов мышления и основанную на магических действиях («свечку поставить», «образочек надеть», «сильную молитву вычитать»). Пережиток дикого первобытного сознания, не иначе.
И тут уже подмена понятий куда серьёзнее. Если «верующий» - это тот, кто лишь «позволяет Богу существовать», признаёт Его право на бытие, тогда он с Православием не имеет ничего общего, кроме терминологии. Наша вера – не «разрешение Ему быть», а доверие Ему, то есть личные, между личностями и Личностью, отношения.
Именно в этом смысле слово «вера» неоднократно употребляется в евангельском повествовании, когда Христос спрашивает того или иного человека – «веришь ли Мне, что исцелю тебя от недугов духовных и телесных?» Вера как позволение Богу быть среди окружавших Христа людей была невозможна – потому что примерно за тысячу лет до Р.Х. сначала Давид, а потом Соломон красноречиво и исчерпывающе сказали, что только безумец может говорить, пусть даже в сердце своём, что Бога нет. Среди народов и племён не было ни одного атеистического – пусть их системой мировоззрения было язычество, но они всё равно считали наличие высших сил и их непосредственное влияние на человеческую жизнь естественным и неотъемлемым.
В Деяниях и посланиях апостольских слова «вера» и «верующие» также не используются для противопоставления безбожию. Христиане I века именовали себя верующими, потому что они, евреи и разнонациональные бывшие язычники Римской империи, верили в то, что Иисус из Назарета – это обещанный Мессия, Христос, и что Он восстал из мёртвых, искупив на кресте грехи человечества и победив смерть. Верили в противовес представителям других религиозных систем, которые по причине отказа признать эти события как факты физической и духовной реальности оказались «неверующими».
Когда христианство стало главенствующей религией римского культурного и политического пространства, слово «верующие» по сути перестало использоваться в нём для самообозначения. На первое место вышло имя «христиане», а затем, после трагического раскола Церкви на Западную и Восточную, главной стала идентификация «православные».
Итак, христиане на протяжении столетий не идентифицировали себя как «верующие». Этот термин, вкачав в него собственное понимание, взяли на вооружение атеисты, окончательно поднявшие голову и возвысившие голос в XVIII веке и далее до настоящего момента. Именно этим словом они провели разделительную черту между собой, ярыми подвижниками научной картины реальности, рационального мышления, гуманистических ценностей и всевозможных «свобод», и носителями традиционного религиозного мировосприятия. В трактовке либерального мировоззрения слово «верующие» имеет непременный оттенок превосходства со стороны того, кто его произносит в чей-то адрес – иногда снисходительного, иногда уничижительного, иногда ёрнического, иногда яростного вплоть до животной ненависти.
Правда в том, что историческое развитие человечества закольцевалось, XXI столетие в изрядной степени является повторением I века. Христиане снова в меньшинстве, снова мы словно в осаждённой крепости или в корабле, чудом (причина которому – Божья воля) держащемся на волнах бушующего океана. В условиях, когда миллиарды людей не верят в то, что Иисус Христос есть Спаситель, что Он воскрес из мертвых и открыл нам возможность для спасения, слово «верующие» в изначальном, апостольском смысле снова актуально.
Главное, чтобы мы сами, православные христиане, правильно его понимали и использовали, а не становились заложниками тех искажённых и враждебных смыслов, которыми против нас воюют. Вера как позволение быть – это никакая не особенность, не отличительная черта и уж совершенно точно никакая не заслуга. С духовной точки зрения отрицание Бога есть разновидность безумия: разве кто-то ставит себе в заслугу, что не страдает сумасшествием?
Популярная среди современников вера в абстрактное «Высшее Что-то» подобна остывшему кофе – она вроде бы наличествует, но для потребления совершенно непригодна: ни вкуса, ни тепла, ни аромата. Вера имеет ценность, когда она конкретна и имеет перед собой точный образ. Вера в совершенно реального Иисуса Христа, Сына Божьего, уже однажды пришедшего в исторический мир и которому суждено прийти к нам ещё раз; в Его Воскресение из мертвых, проложившее всем нам дорогу в вечную жизнь. Только если верим в это, имеем право претендовать называться «христианами». Забежать в храм пару раз в год, поставить свечку «Боженьке», не понимая толком, для кого и зачем это делаешь – не в счёт.
Полновесная вера – фундамент будущего здания, без неё невозможно дальнейшее строительство, бессмысленно привозить кирпич и цемент, нанимать рабочих и лелеять грандиозные планы. Однако голый фундамент – это ещё не здание – сам по себе он лишь повод для усмешек тех, кто будет проходить мимо: «Вот, взялся хозяин за стройку, а возможностей своих не рассчитал. Деньги потратил, время, силы – и всё впустую…».
За верой, необходимой, но самой по себе недостаточной, следует память о Боге. Если мы не помним о том, что Бог есть, то, следовательно, не стараемся соблюдать данный Им нравственный закон. Прямая производная памяти о Боге – страх Божий. Речь не об ужасе перед наказанием свыше, парализующем волю и лишающем личность свободы выбора. Мы говорим о боязни оскорбить, обидеть своими делами, словами, мыслями. Вспомните своё стремление не причинить боль близким и родным – это бледное подобие благородного страха в отношении Бога, естественного для человека, но им почти позабытого.
Завершает здание, фундаментом которого является вера, Любовь к Богу. О ней много не разглагольствуем: почти никто даже из нас, верующих, не имеет практического опыта, что это и как. Мы ограничиваемся не слишком вдумчивым повторением формулировок, созданных не нами и в нас по-настоящему не зазвучавших.
Не будем сыпать пустыми словами о Любви к Богу, на смех врагам и в гнев Господу. Мы редко добираемся до крепкой и постоянной памяти о Боге, не то что до подлинного страха Божьего – нам ли прежде времени и не по силам «замахиваться» на Любовь? Но необходимо знать, что такая Любовь достижима, что возможны отношения человека с Творцом не как послушного слуги и работника, но как сына. Не будем крыть крышу, не возведя надёжных и высоких стен – однако не забудем, что цель строительства – это дом, защищённый крышей от внешних превратностей.
