Наталья Трауберг, размышляя о судьбе думающего человека, обретшего веру, говорила: «Главное, не читать книжки со слишком большим содержанием мыла... Я не раз видела, как умный, тонко чувствующий человек вдруг воображал, будто если это мыло насыщено разными церковными словами, то его обязательно надо проглотить».
Но, наверное, подобный период сожжения своей библиотеки, необдуманного отказа от искусства и творчества, прошли все искренне вошедшие в церковь люди. Так было и у меня, когда один приятель попросил моей помощи в организации и проведении пасхального спектакля. Я тогда учился в университете и был известен как мастер-создатель толкинистких игр. Эти игры – что-то вроде выездного театра посреди леса, где обрисована ситуация, фон, эпоха, но не задан сюжет – были для меня и моих друзей одним из воплощений сказочности нашего мира. И, конечно, как и все чувствующие сказку жизни, я любил книги. Потому-то приятель и просил, чтобы я помог его православным друзьям поставить спектакль, с которым они потом должны были выступать в детских домах. До того я никогда не общался с православной молодёжью, и сам ходил в храм крайне редко, но огромное уважение к церкви во мне обитало всегда, и я тотчас согласился помочь.
Сюжетом пьесы была выбрана переделка сказки Диккенса «Рождественская песнь» о скупом богатее, который в конце концов понимает, что ценность денег лишь в том, чтобы радовать ими других. Теперь я понимаю, что переделка была крайне неудачной. Мало того, что действие сказки было перенесено из Викторианской Англии в царскую Россию, но и текст был тем самым мылом, о котором говорила Трауберг, – почти через слово там встречалось что-то крайне благочестивое, но неживое. Всевозможные «ангела хранителя» и «ангела за трапезой». Женщине, ради сценария исказившей Диккенса, казалось, что текст становится христианским, если в него вместить как можно больше христианских слов и реалий, если говорить о куполах, лампадах и паломниках.
Мне, воспитанному на мировой классике, читать всё это было весьма неприятно. Но я, совершенно новоначальный тогда в вере молодой человек, изо всех сил постарался убедить себя, что если что-то написано церковными людьми, то это и есть голос церкви, к которому необходимо прислушаться и услышать.
Но мудрая Трауберг была права не только в язвительной характеристике такого литературного мыла. Она не ошиблась и в том, что если кто-то пришел искать истину, он найдёт Бога, а ищущий Бога в конце концов разберётся и во всём остальном, потому что Сам Господь позаботится о его жизни и мыслях.
Так я со временем узнал и понял, что христианской книга становится не в силу употребления христианской символики в тексте, но в той невероятной глубине, где весь мир раскрывается в свете христианской мудрости, а дар видеть землю до сути может быть даже у языческого автора, как о том говорили святые отцы первых веков.
Я узнал и понял, что нет и не может быть отдельно христианской, женской, мужской и так далее литературы. Потому что литература либо есть, либо её нет. И есть она лишь тогда, когда автора касается Дух Святой, когда сквозь его труды мы замечаем башни Небесного Иерусалима, и когда его трудом красоты в бытии становится больше, в чём и заключается подлинный творческий дар.
И, наконец, я узнал и понял, что церковь всегда была и останется Царством Троицы, и что это Царство тайно для взрослых и явно для чутких и добрых растёт в каждом отрезке пространства, в каждом мгновении времени. И что это так же точно и глубоко может быть пережито нами, как и то, что отношение к этому Царству Троицы, к Церкви, имеет в земной истории лишь только то, чего зримо касается Дух Святой, и все те, кто открыт этому животворному, вдохновляющему и возвышающему к раю прикосновению Духа.
Великое и подлинное искусство, сильное лучащейся в нём благодатью, не может не принадлежать церкви, кем бы оно ни было создано, потому что в нашем мире Бог – единственный источник всего, что божественно и красиво.
Приведу об этом историю из своей жизни. В Великую Субботу перед Пасхой, чтобы порадовать больных, после Литургии я пошел в городскую библиотеку проводить Сказкотерапию. На занятие пришли родители и больные юноши, а я читал им стихи и говорил о Воскресении Господнем. Всё прошло в какой-то особой, светлой и тихой предпасхальной тональности, и, слушая стихи английских поэтов о Христе, почти все присутствовавшие плакали от радости и того особого счастья, когда путы причин, следствий и мрачной логики взрослых вдруг спадают с тебя, и ты неожиданно понимаешь, что Господь от начала мира готовит твоей истории счастливый конец…
