«Никто в феврале 1917-го не жалел о прошлом и не пытался вернуть его. Все жители России, как один, легко и радостно предали своего царя, отрезвление пришло позднее», - пишет один из лучших патриотических публицистов. Между тем такие обвинения звучат не просто горько, но и бессмысленно. Предателей, то есть людей, изменивших своему господину или другу, на земле хватало во все времена. И в то же время поголовное, абсолютное предательство – вещь в истории небывалая.
Ссылки на то, что предали все, чаще всего возникают тогда, когда кому-то по каким-то причинам необходимо скрыть трусость и коварство отдельных конкретных лиц. Десятки лет пропаганда вдалбливала нам в головы, что Государь предал (или собирался предать) свой народ. Сегодня, когда это утверждение перевернулось, не худо было бы наконец разобраться, так ли уж оно верно. И даже если мы верим, что в падении монархии тогда были виновны все, стоит установить персональную меру ответственности каждого.
Дядя Государя-мученика, Великий князь Николай Михайлович, расстрелянный в Петрограде в 1919 году, оставил нам в своих записках «Как все они предали его», датированных 26-м апреля 1917 года, очень важное свидетельство о тех, с кого конкретно началось то самое поголовное отречение. Вот что он написал: «В течение 48 часов Николай II и его супруга были покинуты не только высшими сановниками, высшими чинами Двора и членами Государственного Совета по назначению, но также всей многочисленной свитой, представители которой думали только об отличиях или о доходных местах, где можно было бы, критикуя все без тени всякого стеснения, предаваться праздной жизни. Все эти люди, князья или графы, носители наиболее известных фамилий: Куракины, Барятинские, Оболенские, Горчаковы, Трубецкие, Шуваловы, — объединились, как по волшебству, в одном блоке с выскочками, представленными Граббе, Княжевичами, Саблиными и кучей других, для того, чтобы громко отречься от своих вчерашних благодетелей.
Это общее бегство, этот цинизм оставления были особенно презренны со стороны тех, которые еще накануне ловили доброжелательную улыбку или какую-нибудь милость. И между ними мы видим: графа Дмитрия Шереметьева, графа Александра Воронцова, графа Альфреда Велепольского, князя Павла Енгалычева, князя Виктора Кочубея, князя Михаила Кантакаузена, двух князей Белосельских, отца и сына, генерала Илью Татищева, генерала Максимовича, Свечина, Гадона, графа Нирода и столько других… — все они его оставили, “прежде, чем пропел петух».
Как видим, рабочих или крестьян в этой компании нет. Не отыщешь их и среди офицеров генерального штаба, и среди депутатов Государственной думы, организовавших февральский переворот. Но даже среди последних, если присмотреться, можно увидеть нормальных, честных людей, до конца верных своей присяге.
Известный монархист полковник Федор Винберг в своей книге «Крестный путь» пишет, что в разговоре с офицерами из Пскова через несколько дней после падения Романовых те заверили его, что гарнизон Пскова, состоявший из новобранцев, «встал бы на защиту Государя, если бы нашелся хоть один генерал, который повел бы их в тот момент». Винберг охотно поверил им, «ибо знал, что помимо Петрограда и его окрестностей почти всюду на Северном фронте наши запасные батальоны, кроме латышских частей, были хороши». А ведь здесь говорится о новобранцах, о запасных батальонах, которых легче было совратить, чем старых солдат. Старые же солдаты по всем воспоминаниям, описывающим их реакцию, горько плакали после прочтения манифеста об отречении Государя. Опытный офицер, очевидец тех событий, много беседовавший с офицерами на эту тему, сделал такой вывод: «Вообще почти везде для строевых войск переворот явился неожиданностью; везде они были ошеломлены, озадачены и чрезвычайно нервны; все было сделано штабами и главными начальниками». Даже один из главных организаторов переворота генерал Алексеев в записке Временному правительству от 14 марта 1917 года вынужден был написать: «На Северном и Западном фронтах эта весть была воспринята с сожалением, грустью, огорчением, а на Румынском, Кавказском фронтах и Черноморском флоте отречение произвело тягостное впечатление». Верным присяге более двух недель оставался 20-тысячный гарнизон Гатчины. Заговорщики очень боялись его выступления и делали все возможное, чтобы изолировать гарнизон от столицы. В Петрограде упорное сопротивление мятежникам оказали юнкера, например Николаевское кавалерийское училище, Пажеский корпус. В течение недели гардемарины Морского кадетского корпуса одними винтовками отбивались от предателей царской России.
Генерал К. Д. Нилов, да и генерал В. Н. Воейков, входившие в окружение Государя, тоже старались противодействовать отречению. Очевидцы вспоминают, что Нилов даже говорил о необходимости убить блокировавшего царский поезд на станции Дно предателя, генерала Рузского. Один из адъютантов Рузского, ротмистр граф А. В. Гендриков, узнав об измене своего начальника, ворвался к нему в вагон и хотел его застрелить. Интересно, что даже Великий князь Николай Николаевич, умолявший Государя отречься от престола, сознательно скрыл правдивые мнения своих основных генералов. Одним из них был Н. Н. Юденич, доложивший Великому князю, что Кавказская армия полностью на стороне Николая II. Аналогичное мнение было доложено ему и генералом Н. Н. Янушкевичем. Очевидно, что и другие, убеждавшие Государя отречься, скрыли истинное мнение воинов, если они им вообще интересовались. Генералы Ф. Келлер и Хан-Нахичеванский послали в Ставку телеграммы о поддержке Николая II, но их там… потеряли. Начальник морского Генштаба адмирал А. И. Русин тоже отверг предложение присоединиться к призывам об отречении и был немедленно уволен.
Таким образом, репрессии против русских патриотов начались в России уже в феврале 1917-го. Однако находились люди, агитировавшие против переворота даже в этих тяжелейших условиях. Например, в Петрограде в марте 1917 года за такую агитацию был задержан И. И. Дудниченко, член президиума Монархического движения. Полковник А. П. Кутепов (будущий глава Российского общевоинского союза в эмиграции), находясь в отпуске, прибыл в Петроград, где до последней возможности руководил действиями своего добровольческого отряда против мятежников. Оставался верен Государю и его семье начальник Охранного отделения столицы генерал-майор Глобачев. За царя умер его камергер, начальник Северо-Западных железных дорог Валуев. До конца жизни остался верен присяге и охранявший Зимний дворец князь Ратиев. Начальник штаба Кронштадтского порта адмирал А. Г. Бутаков, окруженный враждебной толпой, отказался отречься «от царского строя» и был тут же убит «неизвестным». Погибли, отказавшись отречься от царя, унтер-офицер Гарпионок и генерал Г. Мигден. Среди войск дольше всех сопротивлялись осажденные офицеры Егерского, Московского и Финляндского полков.
Даже узнав об отречениях Николая II и его брата Михаила, Сводный полк Его Императорского Величества, охранявший в Царском Селе царскую семью, остался до конца верен ей. Когда комиссары захватившего власть Временного правительства пришли 9 марта перед приездом Николая II менять охранявший дворец батальон Сводного полка, он «как один человек отказался впустить их за решетку дворца и вместо ответа выкатил пулеметы. Еще минута, и было бы жарко... Но царица попросила к себе их начальника полковника Лазарева. Она не приказывала, она просила подумать о больных детях... Она не хотела, чтобы из-за нее проливалась кровь ее верных людей», – так вспоминали участники этих событий Константин Кологривов и корнет С. В. Марков.
В критические дни переворота капитан лейб-гвардии Петроградского полка Сергей Лучанинов со своим отрядом (400 нижних чинов, офицеров и солдат) после трехдневных боев с мятежниками в Петрограде направились в Царское Село для поддержки царской семьи. Промокшие, усталые, голодные, упорно пробирались они без отдыха, по колено в снегу, чтобы спасти царскую семью от возможной гибели. По пути к ним присоединялись местные крестьяне. Все они прибыли в Царское Село, долго кричали «Ура!», но были разоружены свежеиспеченным тюремщиком Александры Федоровны и ее детей, будущим создателем Белой армии генералом Лавром Корниловым.
Все эти выступления, разумеется, не изменили общего хода революционной машины. Но они были! Вот уже почти двести лет русские либералы поднимают на щит историческое значение неудачного мятежа декабристов. Отдадим же долг памяти тем, кто в самые страшные мгновения нашей истории остался верен своему Государю и своему слову. Их жизнь не прошла даром.
При подготовке материала использована книга С. В. Чешаничева «Отречение» и статьи Анатолия Корнеева в газете «Русский вестник».
