Несколько слов о противоречивости исторической науки
Буквально несколько лет назад свои силы в области исторической науки решил попробовать известный российский писатель Григорий Чхартишвили, знакомый читателю под псевдонимом Борис Акунин. Создатель Эраста Фандорина предпринял попытку если не сравняться, то пойти по стопам иконы российской исторической науки, автора многотомной «Истории Государства Российского», Николая Михайловича Карамзина и написать собственный труд подобной серьезности и подобного масштаба – «Историю Российского Государства», вышедшую на данный момент уже в девяти томах.
В предыдущей статье мы уже говорили об особенностях княжения сыновей Александра Невского глазами Бориса Акунина. Сегодня продолжим начатый разговор.
Многие историки, повествующие о процессе становления Данииловой волости как суверенного и значительного княжества, зачастую забывают упомянуть, на мой взгляд, наиболее важный из всех факторов, способствовавших быстрому росту политического и экономического потенциала Москвы. Дело в том, что уже в период активных контактов русских государств с тогда еще половецкой Степью, из-за постоянных разорительных экспедиций степняков в приграничные (насколько можно в данном контексте говорить о границе) районы, началось массовое переселение как простого люда, так и аристократов из южных областей в более северные земли – в том числе тогдашнее Владимиро-Суздальское княжество. После катастрофических потерь, понесенных городским и сельским населением южной Руси в результате нашествия Бату-хана в 1239-1241 годах, этот поток на север, естественно, только усилился, тем более, что многие монгольские тумены после завершения Великого Похода на Запад расположились здесь на кочевья, что было решительно невозможно в лесисто-болотистой местности Суздальской земли. И наконец, финальным аккордом бедствий, понуждавших русское население бежать из Киева, Переяславля, Чернигова во владимирские леса, были репрессии со стороны волжской Орды в отношении тех князей, бояр, горожан и крестьян, которые в конце XIII века, кто-то осознанно, кто-то просто из-за отсутствия альтернатив, поддержал беклярбека Ногая. Именно эти репрессии, судя по всему, в 1299 году заставили даже киевского митрополита Максима спешно оставить свою кафедру и убыть во Владимир.3
Чернигов реконструкция
Средневековый Чернигов. Современная реконструкция
По чисто географическим причинам, весьма значительная часть этих переселенцев – первозданного «человеческого капитала» (как ни цинично это звучит), – по пути в Суздаль, Переяславль-Залесский и Владимир-на-Клязьме неминуемо должна была проследовать через земли, принадлежавшие Даниилу. Кроме того, именно Даниил оставался (после смерти Дмитрия и Ивана Переяславских и замирения Михаила Тверского с великим князем Андреем) единственным участником бывшей «проногаевской» коалиции, а значит, был более расположен принять у себя толпы жителей Юга, чем Михаил или Андрей.
Этот неожиданный приток людей, причем, людей самых разных – от простых земледельцев до опытных воинов и политиков, – пожалуй, является единственным относительно крупным ресурсом, который мог позволить Даниилу Александровичу в самом начале XIV века, незадолго до своей смерти, начать проведение крайне рискованной и агрессивной политики по отношению к своим соседям.
В 1301 году, воспользовавшись распрей внутри рязанского княжеского дома и формально выступая на стороне одной из его ветвей, Даниил напал на столицу Рязанской земли – Переяславль-Рязанский, разбил войска сидевшего там князя Константина Романовича, а самого его взял в плен и вплоть до своей кончины держал в заложниках в Москве (впоследствии, уже после смерти Даниила, Константин Романович будет убит в тюрьме по приказу нового московского правителя – Юрия Даниловича). По результатам похода Москвы рязанский дом согласился навечно передать ей свой крупный западный форпост – крепость Коломну, а также все рязанские земли севернее течения Оки.4
Однако наиболее шокирующим для того времени обстоятельством сражения под Переяславлем-Рязанским был тот факт, что Константин Романович, выступая на битву с Даниилом, имел при себе небольшой отряд монгольских воинов и ханского посла, что означало покровительство со стороны Сарая. Московский князь почти наверняка знал о таком «тузе» в рукаве Константина, что, впрочем, его не остановило. Как сообщает летопись, монголы так же, как и рязанцы, были атакованы и разбиты и понесли немалые потери.5 Подобное предприятие с точки зрения тогдашнего «верховного собственника» Северо-Восточной Руси – хана Тохты и его вельмож, было не просто неслыханно наглым нападением одного улусника на другого без санкции и ведома хана. Это был еще и прямой вызов власти Сарая – нападение и убийство представителей Тохты, людей, скорее всего, имевших при себе ханскую пайцзу – знак, при виде которого любой из подданных Сарая должен был безвозмездно содержать и служить ее обладателю, не говоря уже о полной неприкосновенности такой личности.
Дружина русского князя в бою. Современное изображение
Логичным последствием рязанского рейда Даниила должно было стать масштабное нашествие и поголовное истребление как самого «корня» московского князя, так и всех его бояр и ближних людей, жестокое разорение Москвы и всех, кто посмел с ней сотрудничать. И тем не менее, ничего подобного не происходит. Орда, судя по имеющимся в наших руках источникам, вообще никак не отреагировала на произошедшие события. Логичный вопрос о причинах данного решения хана Тохты до сих пор остается открытым, можно лишь сделать предположение, что Тохта намеренно «упустил» из своего всевидящего вида поведение князя Даниила, чтобы со временем создать в лице Москвы естественный противовес наиболее могущественному улуснику Золотой Орды – владимирскому великому князю Андрею. Как известно, на протяжении всей своей истории, ханы-Джучиды успешно применяли принцип «divide et impera». Если так, то в данном случае, как покажут два последующие столетия, правители Сарая сделали страшную ошибку.
Одновременно, на мой взгляд, было бы слишком вольным допустить предположение о том, что Даниил Александрович, не являясь даже хотя бы хорошо известным и уважаемым человеком в среде князей русского Северо-Востока, не обладая большими ресурсами и властью владимирского великокняжеского стола, наконец, уже испытав однажды сравнительно небольшое, но все же нашествие туменов волжской орды (в 1293 году)6, решился бы, не имея никаких убедительных гарантий успеха, нападать на старейшего по тогдашней терминологии князя и уж тем более «избити» людей хана Тохты. Какого рода могли быть эти гарантии и какова была специфическая политическая подоплека авантюры московского князя – на этот вопрос, мы, к сожалению, вряд ли сможем ответить определенно.
Вместе с тем, даже если искусственно убрать из расчета «монгольский фактор», успешное нападение на сравнительно древнее и крупное княжество – Рязань, мелкого удельного правителя должно свидетельствовать о больших политических и военных талантах последнего. Повторюсь, единственным обстоятельством, могшим настолько и в столь короткие сроки увеличить мощь рати Даниила, был тот самый поток беженцев с юга. Очевидно, принимая их, московский князь сумел наделить их землей, средствами и оружием, органично включить их в структуру своей волости, так, что военная прослойка вновь прибывших вскоре смогла существенно пополнить ряды московских войск, а ремесленники и крестьяне почти сразу же стали работать, принося весомый дополнительный доход московской казне. Отметим возможные хронологические рамки данных мероприятий Даниила – окончательный крах беклярбека Ногая наступил в 1300 году, а уже в 1301 году московиты бряцали оружием под стенами Переяславля-Рязанского. Получается, в распоряжении первого правителя Москвы было чуть больше года. Подобные результаты, достигнутые в такой временной отрезок, по мнению автора, являются неоспоримым доказательством выдающихся административных способностей князя Даниила, или же, если продолжать нить предположений, каких-то его советников, нам не известных. В любом случае, уже можно сказать, что и сам московский князь, и его окружение вряд ли заслуживают краткой характеристики: «не блистал(и) никакими талантами».
Строительство первой московской крепости
Строительство первой московской крепости. Картина Аполлинария Васнецова
Еще несколько строчек уделяет Борис Акунин причинам, которые, с его точки зрения, и обусловили неожиданное выдвижение Москвы на первые позиции в Северо-Восточной Руси: «Но в 1302 году на Даниила обрушилась нежданная удача. Его родственник [Иван Дмитриевич, сын Дмитрия Александровича, племянник Даниила – И.Л.], владевший богатым Переяславлем, умер бездетным и завещал свои земли московскому князю. К этому времени волость уже не переходила от брата к брату, как во времена «лествичного восхождения», а превратилась в «отчину», то есть личную собственность, и могла передаваться по завещанию.7 Сорок лет он [Даниил] прозябал в своей волости, не имея никакой политической важности, пока по удачному стечению обстоятельств не получил в наследство от бездетного родственника Переяславль-Залесский.
Присоединив Переяславль, Даниил Александрович разом перешел из категории мелких феодалов в средние. Правда, своему новому положению радовался он недолго – вскоре после этого умер».8
Далее в тексте «Истории Российского Государства» следует уже описание первого большого конфликта Москвы с вчерашним союзником – Тверью, кстати, тоже весьма сжатое и содержащее несколько серьезных недочетов, вплоть до чисто фактических.9 Итак, по мнению автора «Истории…», единственной или единственно существенной причиной внезапного включения Московского княжества в число лидеров Северо-Востока, является чистое везение, наделившее Даниила и его потомков землей и людьми. В дальнейшем, вполне традиционно для трудов о русском Средневековье, упоминается расчетливая и острожная политика первых князей-Даниловичей. Но, как мы только что убедились, можно с достаточной долей уверенности утверждать, что краеугольный камень, фундамент, позволивший мелкому удельному княжению вмешиваться в борьбу за «золотой» владимирский стол, был заложен уже Даниилом Александровичем, сумевшим максимально выгодно использовать находившиеся в его распоряжении возможности. Уж чем-чем, а талантами правителя, в которых Даниилу отказывает Акунин, младший сын Александра Невского был наделен в достатке.
Безусловно, ранняя смерть Ивана Дмитриевича существенно облегчила его дяде процесс присвоения Переяславской земли. Однако нельзя забывать, что, в условиях крайней нестабильности политической обстановки в русском улусе Золотой Орды, само по себе право на обладание некой территорией, не подкрепленное готовностью и возможностью дать жесткий и чувствительный ответ в случае претензий другой стороны, мало что значило. Многочисленные военные акции русских князей той эпохи отчетливо демонстрируют, что формальное право на какой-либо стол чаще всего являлось хорошим предлогом, но никак не гарантией захвата этого стола. А значит, посылая своих наместников в Переяславль, Даниил был готов к полноценному военному конфликту с другими князьями, и, в первую очередь, - со старшим братом, великим князем Андреем, который тоже обладал правами на «выморочное» княжество.
Все подобные соображения позволяют сделать осторожный вывод, что статус Москвы в Северо-Восточной Руси претерпел значительные изменения еще в правление Даниила Александровича, и изменения эти вряд ли можно объяснить простым везением. Впрочем, именно так и поступает Борис Акунин.
3. ПСРЛ. Том 1. Стб. 485
4. Каргалов В.В. Конец ордынского ига. — М.: Наука, 1980
5. ПСРЛ. Т.1. Стб. 486
6. ПСРЛ. Т. 18. С. 82
7. Последний тезис может быть оспорен, поскольку процесс замены «лествичного» принципа «семейным» - от отца к сыну, растянулся в истории русских княжеских домов на несколько веков. Обычно последним крупным конфликтом, связанным с расхождениями по вопросу принципов наследования, считается война между потомками Дмитрия Ивановича Донского в 1433-1453 годах. Согласно тому же устоявшемуся в среде историков мнению, с победой в этом противостоянии великого князя Василия Васильевича II Темного, произошло окончательное утверждение «семейной» схемы передачи власти.
8. Акунин Б. История Российского Государства. Часть Азии. Ордынский период. Москва. АСТ. 2014.
9. Так, например, в тексте повествования значится буквально следующее: «Татарам было все равно, они обещали ярлык [на владимирское великое княжение – И.Л.] тому, кто больше заплатит. У Москвы денег не хватило. Великим князем стал Михаил Ярославич. Но Юрий [Данилович] с этим не смирился, и началась междоусобная война, в которую ордынцы не вмешивались, руководствуясь всё тем же принципом «разделяй и властвуй». Война шла с переменным успехом, то затихая, то вновь разгораясь, однако свергнуть Михаила с престола московский князь так и не сумел. Случай представился в 1313 году, когда умер Тохта, и Михаилу нужно было подтвердить свой ярлык у нового хана Узбека. Юрий поспел в Орду раньше. Пожил там, освоился, задарил всех подарками, да еще и сумел жениться на ханской сестре царевне Кончаке, которая, перейдя в православие, взяла имя Агафья.» Далее идет описание совместного путешествия Юрия и Кончаки на Русь вместе с послом Кавгадыем. То есть создается впечатление, что брак Юрия и Кончаки произошел в 1313 или 1314 году. Однако, согласно, например, Никоновской Летописи (ПСРЛ. Т.10. Санкт-Петербург. Типография Министерства Внутренних Дел. 1885), Юрий отбыл в Орду в 6823 году от сотворения мира (примерно в 1314/1315 году на современный лад), а вернулся в Северо-Восточную Русь в 6825 (1316/1317) году. Значит, женитьба Юрия состоялась между 1314 и 1317 годом. Таким образом, неверно датируя это событие (или же опуская точную датировку), автор «Истории…» упускает из виду сложную и, на мой взгляд, весьма важную в обсуждаемом контексте, историю борьбы Юрия с Михаилом Тверским за Новгород в период 1312-1315 годов. Кстати, история эта при более внимательном рассмотрении, позволяет сделать некоторые дополнительные штрихи к образу практически «непогрешимого» у некоторых авторов Михаила. Впрочем, данная проблема находится за рамками данной проблематики.
