В Александрийском порту, расположенном недалеко от царского квартала города, было как всегда людно, пахло рыбой разного рода свежести, паруса мельтешили, собирая солнечные блики. Суда торопливо отчаливали с грузом зерна, предназначенного для столицы.
Нихий даже слышал, что часть сделанного из этого зерна хлеба будет отдана голодающим, но он не особо верил в это. По крайней мере, он не мог взять в толк, почему нельзя раздавать беднякам хлеб здесь, в Александрии? Впрочем, эти мысли мало занимали его, сегодня ему предстояло отправиться в очередное плавание, и, как бывалого моряка, его в большей степени беспокоила подозрительно тихая погода.
Как бы то ни было, корабль с гордым именем «Борей», которым руководил Нихий, в Константинополь не ходил, а, огибая Крит с севера и пересекая затем Миртосское море, направлялся в Афины и вез туда лучшие египетские ткани.
Нихий подошел к причалу, когда погрузка товара была уже завершена, а рядом с «Бореем» стояло несколько юношей, судя по одежде, учащихся Александрийской школы, и вели оживленную беседу. Увидев, что Нихий отдает какие-то команды морякам с «Борея», один из них покинул компанию. Это был статный молодой человек с высоким ученым лбом.
– Не найдется ли места на корабле для одного пассажира?
– Найдется, – Нихий сделал паузу, чтобы назвать цену, но юноша уже вручил ему кошель с монетами и бесцеремонно отправился на корабль.
Корабль плохо набирал скорость в безветренную погоду, и несколько гребцов с усилием уводили его все дальше от берега, который, впрочем, не скрылся из виду, а остался маячить по правому борту. Вскоре на корабле все уже знали, что пассажир, которого звали Григорий – сын епископа из Назианза, едет в Афины, чтобы завершить свое обучение в лучшей из возможных школ, а после принять крещение. Нихий христиан особо не жаловал, но свое отношение к ним держал при себе. Его тревога за благополучный исход плавания усиливалась.
Но на протяжении первых двух недель путешествие складывалось благополучно, и, пополнив запас воды в Родосе, «Борей», окрыленный попутным ветром, вошел в Критское море. К этому моменту все на корабле уже подружились с общительным и доброжелательным Григорием, который, хоть и изьяснялся не всегда понятно, к окружающим его морякам относился хорошо и нисколько не возвышал себя над ними.
К вечеру того же дня небо налилось сталью, поднялся сильный ветер. Какое-то время команде удавалось справляться с его дикими порывами, но затем оснастка судна не выдержала, и парус пришлось убрать. К ночи управление судном стало невозможно.
Нихий был уверен, что к утру море успокоится, как случалось обыкновенно, но только не на этот раз. На сей раз никто не понял, когда кончилась ночь и настало утро, повсюду сверкали молнии, корабль бросался из стороны в сторону, захлебываясь соленой водой. Каждый раз, когда нос корабля зарывался в волну, Нихий обращался ко всем богам, которых помнил, чтобы плавание прошло успешно. Хотя принести в жертву ему было нечего, бывалый моряк не скупился на обещания. Но молитва Нихия была скупой, как и его речь.
Шторм не прекратился ни на первый, ни на второй день. Налетев на подводную скалу, корабль получил пробоину, и запасы пресной воды оказались мгновенно истощены. Казалось, что в борьбе с ветром, жаждой и морем у людей на маленьком корабле нет никаких шансов на победу. В страхе за свою жизнь, не в силах противостоять стихии, молились все вместе. Но Григорий молился не так, как это делали остальные. Его молитва была полна слез. Но он не боялся смерти, он боялся умереть не крещеным.
– Очистительных вод, дающих обожение – говорил он, – лишают меня воды, губительные для странников!
Его молитва несла в себе столько скорби, что другие мореплаватели, забыв о своем страхе, соединили свои молитвы с молитвой Григория. Так, в общей молитве, они просили о спасении своих жизней и своих душ.
Через некоторое время эти молитвы были услышаны, и шторм хоть и не прекратился, но стал тише. Мореплавателям посчастливилось встретить проходящее мимо финикийское судно и пополнить запас воды. Нихию казалось, что вот-вот небо вновь станет ясным, и останется преодолеть совсем небольшое расстояние до Афин. Он уже мысленно поблагодарил древних богов за свое спасение.
Но спустя несколько часов буря, словно снова набравшись сил, обрушилась на «Борей» и его пассажиров с новой силой. Шторм продолжался изо дня в день, не оставляя надежды на спасение. Отчаявшись в молитвах, моряки уже плакали по оставленным семьям, и только Григорий продолжал усердно просить Бога о помиловании и побуждал остальных не оставлять своих прошений. Однако шторм день ото дня становился только злее, словно издеваясь над путешественниками. И в какой-то момент Нихий, уже потерявший всякую надежду, увидел, как Григорий, ухватившись за обломок мачты, поднялся на ноги и громко, перекрывая шум ветра и волн, обратился к Богу иначе, чем обращался раньше:
«Твоим я был прежде, Твой есмь и ныне, для Тебя буду жить, если избегну сугубой опасности! Ты потеряешь Своего служителя, если не спасешь меня! Ученик Твой попал в бурю: оттряси же сон, или приди по водам и прекрати этот ужас!»
И шторм, словно повинуясь чьему-то повелению, прекратился. Какое-то время Григорий продолжал стоять, держась за мачту. На прояснившемся горизонте отчетливо была видна земля. Причалив к острову Крит в городе Кноссе, команда подлатала корабль, пополнила запасы, и «Борей» продолжил свое путешествие до Афин, куда теперь уже добрался без особых происшествий. Здесь египтянин Нихий, обойдя стороной языческие идолы, нашел христианскую церковь, где был крещен во имя Отца, Сына и Святого Духа.
А Григорий успешно продолжил свое обучение в афинской школе философии, где познакомился и подружился с Василием, позже прозванным в народе Великим. Сам Григорий, первым после апостола Иоанна, удостоился чести именоваться Богословом.
