Я пришла в Церковь, когда мне было 18. Созрела для этого решения сама, в окружении не было верующих, и церковную среду изнутри или даже снаружи я не знала. Какое-то время люди в моем сознании делились на православных и неправославных. Первые – особые, чистые… вторые – вроде и не хуже, но они в большинстве своем не задумываются о смысле жизни, ничего не делают для вечности, они как-то мельче и с ними скучнее. Теперь я не наклеиваю ярлыков ни на тех, ни на других. Тем более, что бывают люди, которые ломают эти стереотипы.
Первые звоночки начались тогда, когда я съездила с православной молодежкой на сплав. Оказалось, что верующие никакие не особые и не святые. Среди них даже есть те, кто не очень-то и стремится к святости. Это было леденящее душу открытие. Не зря же говорят: чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться. Но говорить можно все, что угодно, а для меня на тот момент это было невыполнимой задачей. В Церкви я нашла то, что не находила раньше нигде: любовь, поддержку и принятие. Для меня это была особая среда, клуб единомышленников, стремящихся достичь любви. Мое изголодавшееся по принятию сердце оттаивало на службах и молодежных встречах.
Через несколько лет я узнала и о существовании другой грани церкви, о той, которую С. Фудель называл темным двойником Церкви. К тому времени я уже немного повзрослела и понимала, что надо отделять грех от грешника, и спокойно относилась к тому, что бывают и такие священники, которых Христос называл волками в овечьих шкурах. «…Все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте…» (Мф. 23: 3)
Я слышала от знакомых мирян и священников различные истории, которые произошли в Церкви и пугали своей несправедливостью. Но мне казалось, что у меня на такие вещи уже сформировался иммунитет: система отдельно, Церковь – отдельно. И я почти никого не осуждала. До тех пор, пока меня саму не коснулись чужие неправды.
Заметила, что есть два подхода к духовной жизни. Первый лучше всего выражен словами апостола Павла: «К свободе призваны вы, братия…» (Гал. 5:13).Христианин сам ищет ответы на вопросы, интуитивно чувствует свою меру во всем. Конечно, он может советоваться с кем-то, но принятие решения и ответственность за него всецело несет сам. Второй подход, более монашеский, предполагает послушание духовнику. Мера послушания и личной ответственности определяется индивидуально.
Многие годы я боялась ответственности и стремилась жить по второму типу, мучая священников бесконечными вопросами по мелочам. Тогда мне казалось, что это здорово, правильно и смиренно. К счастью, в моей жизни появились люди, которые объяснили, что христианин призван к личной ответственности перед Богом. И я стала учиться жить самостоятельно.
Инфантильность, незрелость, неумение брать ответственность – это проблемы, которые мне пришлось решать с психологом. Меня сломала категоричность священника, которого я тогда встретила: он был жестким, не хотел давать послаблений на пост и пр., хотя состояние моего здоровья того требовало.
Это было больно. Хотелось духовной глубины, а получила человеческую жесткостью и категоричность. Хотела понимания и тепла, а столкнулась с тем, что твои индивидуальные особенности не учитывают и «лепят» из тебя идеальную христианку, делающую все «как правильно».
Затем я сменила приход, и у меня появилось очень радостное и важное для меня служение. Я вместе с напарником вела беседы для православной молодежи. Моя часть занятий была легкой по форме, но, думаю, глубокой по содержанию – это были дискуссии на различные темы православной жизни. Будучи старостой молодежного клуба, я встречала новых людей, помогала им сориентироваться в храме, отвечала на вопросы, поила чаем и т.д. В эту и многую другую деятельность я вкладывала душу, она меня наполняла и вдохновляла.
Но и тут случилось разочарование. Или кризис, который, кстати, с греческого переводится как «суд». Переломный момент, который нужно было пережить, не сломаться и даже обогатиться внутренне.
В какой-то момент настоятель без объяснения причин сообщил через других лиц, что во мне не нуждается. При нескольких личных разговорах он не мог внятно объяснить, в чем проблема и чем я его не устраиваю. Тогда я просто ушла. Но это была одна из самых болезненных ситуаций в моей жизни. Я вкладывала в это дело слишком много, даже того, что, наверное, и не нужно было (синдром спасателя?), и потеря была очень сильной. Я чувствовала отвержение, думала, что потеряла общество друзей, среду единомышленников.
За меня тогда никто не вступился. Никто не подошел к настоятелю и не спросил о причинах «отставки». Это тоже больно резануло по сердцу. У меня осталось ощущение, что я хорошо справлялась со своими обязанностями, тепло общалась с людьми, никого не отвергала, а результат вышел таким...
Не знаю, почему так вышло, но через эту ситуацию определенно нужно было как-то расти. Опять же, почему она мне была дана, я пока знаю только приблизительно. Возможно, до конца это станет понятно тогда, когда, по словам Христа, мы уже не спросим Его ни о чем.
Начались полгода внутренних шатаний, метаний по храмам. А иногда и даже просыпания Литургии по воскресеньям. В родной приход мне было очень трудно приходить, все напоминало об этой боли и отвержении. Люди, которые со мной там общались, порой не понимали моего состояния.
Ответ и утешение, которые я получила позже, вышли настолько прекрасными, что, может быть, перекрыли все предыдущие страдания. Я поехала к одному очень известному священнику, которому доверяла. Рассказала о том, что темный двойник в моем сознании перекрыл настоящую Христову Церковь, что мне от этого больно, не хочется никого осуждать, но есть ощущение: очень много зла даже в церковной ограде. Как относиться к этому злу? Почему я потеряла настоящий образ Церкви? Ответ на эти вопросы меня потряс своей простотой и любовью.
Батюшка посоветовал смотреть на все беззакония глазами Христа. А как на нас смотрит Господь? С любовью и надеждой, видя Свой образ. Как Он относится к нашим грехам? С печалью. Ему жаль нас, что мы снова и снова впадаем в какую-то грязь и не можем без нее жить…Это было какое-то внутреннее преображение. Точка зрения на все ситуации поменялась на 180 градусов.
Кажется, отец Валентин Свенцицкий писал: «Грех, совершенный в Церкви, не есть грех Церкви, а грех против Церкви». Церковь – единая, святая, соборная и апостольская. Та, в которой все живы и объединены любовью Бога.
…И раны потихоньку стали затягиваться. Мне очень помогла психотерапия. Есть православные, которые боятся психологов. А зря. Перефразируя известное изречение, можно сказать, что и психологов сотворил Господь.
Теперь я понимаю, что на том этапе я училась важному навыку, к сожалению, не полученному в детстве, – умению ставить свои границы и распознавать чужие, не лезть в них без спроса.
И именно через психотерапию я на какой-то новой глубине прожила мысль о том, что каждый ответит за себя сам. И тому священнику, на которого я смотрю с осуждением, тоже держать свой ответ перед Богом. И это его границы. Мое осуждение –нарушение его границ. Не мое дело и не моя забота, чем он занимается, как грешит, как кается и т.д. А мои границы – в том, чтобы мне суметь ответить на Божьем суде, чтобы он для меня не стал страшным… «Антоний, внимай себе», помните?
И все, что есть у нас — это радость и страх.
Страх, что мы хуже, чем можем.
И радость того, что все в надежных руках.
(«Аквариум»)
