Владимир Ходаков – известный фотограф, который уже более 30 лет занимается фотоискусством. Он сотрудничал с изданиями «КоммерсантЪ», «Независимая газета», с информационными агентствами Reuters, Europe an Pressphoto Agency, Associated Press и др. Однако основная сфера приложения таланта Владимира Ходакова–православная среда. Владимир снимает Патриаршие богослужения, сопровождает иерархов в поездках по России и за рубежом, участвует во многих ключевых событиях Русской Православной Церкви, ведя фотолетопись ее жизни. Владимир Ходаков рассказывает, как он понимает смысл фотоискусства.
- Владимир, Ваши работы хорошо знакомы большой аудитории. В них есть внутренняя тишина, созерцание красоты мира, удивительная композиция кадра. Увидеть красоту – это дар или навык?
- Каждому человеку дан дар видеть красоту. Но, к сожалению, когда человек вырастает, он либо теряет это, либо меняет приоритеты. Красота –это то, что нам дал Господь. Все, что создал Бог, прекрасно –цветы, моря, реки... Мне кажется, что у любого фотографа еще в детстве появляется желание показать увиденное – именно это и можно назвать главным качеством фотографа. В любой творческой профессии – у живописца, художника или музыканта – есть желание поделиться своими чувствами и увиденным. А вот дальше – уже вопрос техники. Например, как передать изморозь на траве или капли воды…Я думаю, у каждого, кто фотографировал, получались удачные кадры. Но чтобы передать красоту во всем, в любом лучике света – нужна кропотливая работа, умение пользоваться тем инструментом, который дал человеческий гений.
- Куда движется фотоискусство сейчас?
- Я всегда старался избегать некрасивого, старался видеть во всем красоту. Но именно некрасивое в фотографии сейчас больше всего востребовано. Если Вы придете на любую международную выставку, Вы увидите, что приоритет отдается ужасному, страшному, тому, что противоречит человеческой сущности –убийство, война, грязь, непотребство…
Фотоискусство движется туда же, куда движется весь мир. Нас приучают к тому, что искажения, зло интересны. Кто приучает – понятно, враг. Враг научает людей делать страшные игрушки, некрасивые вещи, которые противоречат человеческой природе, эстетике. Люди, которыми овладевает грех, начинают создавать не-красоту. То, что мы видим в современном искусстве – это порождение греха, а нам доказывают, что это норма. Потому что Бог– это красота. Можно заметить, что во всех странах, когда люди творили во имя Бога, были созданы величайшие храмы, величайшая музыка, величайшие полотна. Но когда идет противление Богу – получается страшно и ужасно.
- Есть ли современные фотографы, работы которых Вам кажутся интересными?
- Я стараюсь не смотреть другие работы по простой причине – чтобы не повторять чужой кадр. Даже если удастся его повторить, ты уже не получишь удовлетворения. Я очень боюсь позавидовать хорошему снимку. Поэтому вижу источник вдохновения в классической живописи, здесь можно постоянно учиться. Это великие Микеланджело, Ван Дейк и многие другие художники, которые изумительно работали со светом.
- Вы часто упоминаете о работах классика фотографии Анри Картье-Брессона, его видение мира близко Вам?
- Да, конечно, потому что он творил правду. Он не использовал никаких эффектов, особых фильтров. Человек гениально предвидел ситуацию. Он готовился и ждал, когда что-то произойдет, и в простых ситуациях получалась гармония и красота. В обыденных вещах – пешеход переходит улицу, едет поезд – все было гармонично, он демонстрировал своим творчеством, что мир прекрасен. И это, конечно, подкупает. Он заставляет видеть и думать. Кроме того, Анри Картье-Брессон был обаятельным человеком, поэтому он не вызывал раздражения, не был наглецом. Он умел улыбаться.
- Все-таки фотография в спонтанности или это подготовка кадра?
- Я думаю, что присутствует и то, и другое. Когда идешь на съемку, ты обдумываешь, что будешь снимать. Церковная фотография отличается тем, что мы знаем, что будет происходить. И ты, конечно, готовишься, внутри себя рисуешь эти картины. Но всегда есть момент случая или подарка - когда появляется свет. Потому что фотография–это, прежде всего, даже не цвет, а свет. Когда начинает появляться свет, уже нужен определенный профессионализм, и тогда получается что-то прекрасное.
- Вы чувствуете, что в творческом процессе Вы не один?
- Конечно, очень хотелось бы верить. Думаю, что Господь во всем участвует, во всей нашей жизни, во всех наших делах. Ангел-Хранитель, я думаю, помогает. Но в моей жизни присутствуют разные состояния души – есть чувство, когда ты на подъеме, и наоборот, когда ты падаешь – совершенно разные периоды. А от внутреннего состояния зависит многое. Когда ты в тяжелом духовном состоянии, съемка получается совершенно проходной.
- Как фотографу побороть рутину?
- Рутина – это состояние твоей души. Всегда нужно искать красоту, даже в самом обыденном мероприятии. В любой работе есть рутина - не всегда хватает сил заставить себя полноценно вложить душу. Но нужно пытаться увидеть красоту. И еще есть важный момент – нужно снимать для себя!
- В чем Вы лично черпаете вдохновение? Что Вас наполняет?
- Это все, что угодно – ты встал, проснулся, увидел солнце, прошел теплый дождь, ты вышел на улицу и увидел человека, который тебя порадовал. Чаще всего меня вдохновляют проявления природы. Даже если сегодня серый день, все равно видятся какие-то краски. Я стремлюсь находить что-то позитивное. По своему опыту знаю: если уходить в состояние, когда кажется, что все плохо, ни к чему хорошему это не приведет.
- Фотография стала делом Вашей жизни, а что послужило толчком для увлечения фотографией?
- В мое время фотография была всеобщим увлечением. Я мог реализовываться– и это зацепило. Пришел я в фотографию относительно поздно, хотя занимался фотосъемкой с детства. В советское время фотография делалась от начала до конца –существовала своеобразная магия печати. И меня подтолкнуло свойство характера –желание делиться.
Я занимался фотографией уже профессионально, работал в светских изданиях, когда стал снимать именно в церковной среде. Это связано с моей бабушкой. Бабушка водила меня в церковь в младшем возрасте, до 7 – 8 лет. Потом был период, когда я оставался верующим, но Бог, как говорится,«был у меня в душе». Наступила перестройка, рядом открылся храм. В то время умерла моя бабушка. Я вновь пошел в храм и там, естественно, появилась мысль – фотографировать. При храме выпускалась газета, для которой я снимал, потом поступило предложение сделать репортаж для «Журнала Московской Патриархии» о трагедии в Оптиной пустыни в 1993 году. Так все завязалось, я ступил на путь воцерковления, началась моя церковная жизнь.
- Вам нравится работать в церковной среде?
- Очень! Работа для Церкви доставляет мне огромное удовольствие, особенно сейчас – я провожу съемку в монастырях. Об этом я мог только мечтать, и Господь предоставил мне такую возможность.
- Есть что-то, что Вы планируете или даже мечтаете осуществить? Какая-то особенная идея, замысел?
- В фотографическом плане – да. Мне очень близок апостол Иоанн Богослов, и я уже давно снимаю на эту тему. Это храмы и монастыри, причем и в России, и за рубежом. Какое-то время я снимал на острове Патмос (ред. – греческий остров, куда апостол Иоанн Богослов был сослан и где завершил свой земной путь). Я бы хотел собрать материалы и, возможно, организовать выставку. Предстоит большая работа, и пока я только в начале пути, но двигаюсь в этом направлении.
- У Вас состоялись три крупных выставки за рубежом – в Лондоне, в Сан-Франциско и в Риме. Какое ощущение осталось – удалось что-то сказать аудитории?
- Любая выставка – это возможность проанализировать, что сделано и не сделано. Выставка за границей – более благодатная в том смысле, что для живущих там людей ты показываешь несколько другой мир. Люди очень многим интересуются, обращают внимание на нюансы. И тебя очень радует возможность показать то, что тебе близко, заинтересовать. Может быть, кто-то захочет приехать и воочию увидеть те места, где были сделаны снимки.
Для наших соотечественников, некогда покинувших Советский Союз или Россию, моя выставка –и воспоминания, и ностальгия, и своеобразное приближение к Родине, соприкосновение с прошлым. В любом случае люди за рубежом воспринимают работы гораздо более эмоционально, более доброжелательно.
- Когда Вы делаете фотопортреты, как выстраиваются взаимоотношения фотографа и объекта съёмки?
- Прежде всего, ты должен полюбить людей, которых снимаешь. Конечно, возможны конфликты, но нужно их как-то сглаживать. Были случаи, когда приходилось уничтожать съемку, что становилось для меня хорошим уроком. Один такой случай я запомнил на всю жизнь. Когда я приехал на Афон, мы попали в скит, который восстанавливался (когда-то он принадлежал Русской Церкви, позже стал греческим). Нас водил по территории монах, очень доброжелательно обо всем рассказывал, и я его сфотографировал. Он попросил – не надо снимать. А я взял и снова его сфотографировал. Он сильно на меня рассердился и потребовал вытащить фотопленку, что я, естественно, и сделал. До сих пор я жалею, что вызвал неприятное чувство у того человека, и готов поехать и попросить у него прощения, хотя прошло уже 15 – 20 лет. Фотографу нужно уметь останавливаться.
- Есть какие-то места, которые Вы любите посещать?
- Меня очень вдохновляет Зачатьевский монастырь. Это место, любимое мной, всегда радует. Когда приходишь сюда, то отмечаешь– что-то зацвело, что-то новое сделали... И здесь, самое главное, есть душа, есть тот человек, который вдохновляет на все(ред. - настоятельница Зачатьевского монастыря - игумения Иулиания).
- Вы счастливый человек?
- Конечно. Столько моментов счастья пережил– слава Богу! Есть что вспомнить, чему порадоваться. Хотя человек не может быть счастливым постоянно. Но самые тонкие моменты счастья–когда ты остро ощущаешь, что нужен Богу, больше никому. Вспоминаешь, слезы на глазах. Когда я приехал в Оптину на следующий день после убийства монахов, я вышел на середину скита и ощутил такое невероятное чувство радости! Это не та радость, которую испытываешь от того, что увидел спектакль. Это невероятное чувство тепла. Оно дается, может быть, неофитам, Бог делает такие подарки. Но и сейчас я это испытываю, когда понимаю, что-то переборол, что-то прошел, избавился от чего-то плохого. Надо просто уметь радоваться. Фотографу это необходимо.
