Греки не подвозят автостопщиков, но если уж подвезут...
Наверное, святой Иоанн помог.
Стояла я над его мощами с особым чувством... мучительно добравшись, прождав на ледяном ветру больше часа, утешалась, видя почитание, с каким греки относятся к моему святому соотечественнику. А ведь совсем молодым был Иоанн, видно это – видно даже невидимым зрением.
Яннис, архитектор с острова Эвбея, хоть и торопился в аэропорт Афин, остановился сразу. Он ни cлова не понимал по-английски (кроме десятка самых расхожих). Даже удивительно, что многие греки не знают и не стремятся знать английский – все-таки не заснеженная Россия, протянувшаяся на полматерика, непогрешимая в своей самодостаточности – не совсем центр, но все же Европа, с ее вавилонским смешением народов и стран: и захочешь – не спрячешься.
Выпалив сразу все, что знала по-гречески: «нэ» (да), «охи» (нет), «дакси» (хорошо), «Христос анести!», «Алифос анести!», начала вспоминать «Одиссею». Оказалось, недаром мучила поэму все прошлое лето – стихи Гомера, переведенные гениальным Жуковским, стали образным языком, да что там языком – учебным пособием только готовившимся народиться русским поэтам. Припомнив роковые Сциллу и Харибду, коварство женихов и верность Пенелопы, не преминули попенять хитроумному Одиссею и на Калипсо.
Греция
Разговор коснулся главной цели моего путешествия – греческих монастырей. Яннис то и дело восклицал: «Браво! Браво!» (синоним нашего «здорово!») Оказалось, он даже не был на Афоне – пока не был. К тому времени у меня создалось впечатление, что русским более желанен последний (или первый, с какой стороны посмотреть) полуостров Халкидик. Иерусалим и Афон – вожделенная мечта людей церковных. Трудно мне представить православного европейца, урезающего из скромной зарплаты, годами копящего деньги, чтобы поехать поклониться нашему, к примеру, преподобному Серафиму или любимой многими Ксенюшке. У греков не принято паломничать, как в России, или приезжать «потрудиться и помолиться» – всего несколько семей встретила я в одном из монастырей на Рождество, а в другом, неподалеку от апостольского Коринфа, на рождественскую службу приехала одна женщина «издалека» – из Афин, отстоящих от обители на 90 километров.
Перечислив монастыри, перешли к мифам – пришлось выложить весь запас знаний о древне-греческих богах, хотя ограничиваются они, в основном, именами, а вот с Гефестом вышел казус, потому как русская транскрипция звучит непохоже на оригинал, и долго мы распознавали, кто такой этот самый русский Гефест.
Рассказала я и про Фермопилы, лишившие покоя еще дома... Не раз на дороге, в надвигающейся темноте, вспоминала (не скажу, что добрым словом) Георгия Иванова, заставившего ехать в Спарту, отыскивать могилу царя Леонида, и почти уже загнавшего (да в последний момент одумалась) в Фермопильское ущелье – ландшафт его за тысячелетия изменился: не увидеть теперь узкой полоски земли, отчаянно обороняемой тремя сотнями спартанцев, а вот шанс стать триста первым спартанцем был велик: выбраться оттуда мне было бы непросто, учитывая, что греки почти не подвозят автостопщиков, и день зимой короток, и ночи холодны...
Стихотворение это стало девизом греческих скитаний, намертво засев в голове. Но Яннису я прочитала его все, делая ударение на понятных словах: «Свободен путь над Фермопилами на все четыре стороны / И Греция цветет могилами, как будто не было войны...» Вот, мол, какие и у нас поэты! Могла бы, конечно, вернувшись к Гомеру, припомнить и мандельштамовское: «Я список кораблей прочел до середины...» но это было бы уже слишком. Наступила очередь почему-то Ахматовой – хотя она-то к Греции имела весьма опосредованное отношение. Ахматову я вспомнила с трудом, но, войдя в раж, остановиться уже не могла и... затянула коронное «Выйдем ночью в поле с конем».
Ох, и достается мне за этого «коня»: и в стены стучат, и охрану вызывают, да только никакие силы не способны уменьшить любви моей к этой песне, когда, в особенности, акапелла, да на три голоса... Но голос был один – мой, и я старалась, как могла, чем окончательно сразила грека, настолько непривычно звучала русская напевность, даже в моем исполнении, среди мандариновых рощ, на фоне мерцавшего вдали залива, уж и не знаю которого из морей.
Жаль было расставаться. В очередной раз нашли мы общий язык, не зная совершенно этого самого языка – оказалось, что у нас много общего: общая вера и святыни, общая культура, зиждущаяся во многом на древнегреческом античном гении, общие герои, мифические и реальные. Общая на всех Земля, раздираемая войнами, хотя, казалось бы, так легко найти общий язык, людям, не знающим этого самого языка...