Русские метаморфозы
Жили-были на Руси… И те, кто жили-были, строили разные города и городки. Одним из таких городков в 12 веке стала Лопасня. Город-крепость, расположенный на 70 километров южнее Москвы. Лопасня со временем захирела, статус города потеряла, превратилась в городской поселок.
Жил-были на Руси Антоны… И одного из них звали Антон Палыч Чехов. И этот самый Антон, уже известный писатель, вместе с родителями жил в усадьбе Мелихово, недалеко от поселка Лопасня.
Жил-был на Руси Макар Семеныч Демиденко, первый секретарь Лопасненского райкома КПСС. Началась кампания по объединению рядом расположенных поселков в город. Самый крупный – Лопасня, логично и имя самого крупного поселка передать в наследство новорожденному городу, тем более когда-то Лопасня городом и была.
Но Макар Семеныч знал простую истину: «как вы яхту назовете, так она и поплывет». И он сделал ход, да какой! – город будет Чехов.
На дворе был суровый 1954-й, Сталин умер год назад. Конечно, именно Иосиф Виссарионыч сделал все, чтобы канонизировать русскую классическую литературу, превратить ее классиков в настоящих советских олимпийцев. Поэтому на нашей карте есть город Пушкин, был город Горький, а в 1956-м появился и Лермонтов.
Но городов Достоевский, Толстой, Гоголь, Тургенев на карте нашей родины встретить нельзя (поселок Лев Толстой существует). Чехов тоже не отличался особой рабоче-крестьянской сознательностью, но Макар Семеныч рискнул, и его поддержали.
А дальше началась новая жизнь. Город двинулся вперед – за тридцать лет его население утроилось. С таким названием жить да жить. Представьте себе горком – городской комитет (экая невидаль, кого горкомом на Руси удивить можно?), – а рядом Антон Палыч сидит, а вокруг ВИШНЕВЫЙ САД. Ну где на Руси вы видели горкомы с Антоном Палычем и Вишневы садом?
Антон Палыч – это российский капитализм, жестокий и беспощадный, он как никто умел описать его «белоснежные клыки». Суровые 90-е пожаловали в Чехов, но город под покровительством Антона Палыча устоял, несмотря на то, что иногда напоминал Чикаго времен «сухого закона».
Наступил первый год 21 века. Чеховские власти, окинув взором, какой путь прошел город почти за полвека, решили - переходим на новый уровень развития.
В Москве загибался без финансирования прославленный клуб флагман отечественного гандбола ЦСКА. Тогдашний губернатор Подмосковья, бывший командующий «афганской» 40-й армии, Громов всегда ратовал за спорт и предложил помочь выжить армейцам. Условие одно – переезд в Подмосковье. Приютить бывших армейцев согласился Чехов.
Понятно, что местные «финансисты» переименовали клуб, и он превратился в «Чеховских медведей». Люди, которые давали назвали команде, вряд ли думали об Антон Палыче. От чтения Антона Палыча иногда такое уныние наступает, такая тоска, что связывать с Антон Палычем гандбольную команду не рискнули. А ведь могли назвать, например, «чеховские чайки». И представьте - чеховская тоска охватывает гандбольную команду! Это же ужас – «чайки» перестают летать и проигрывают…
Так что «Медведи» - это просто и круто. И город с населением 70 000 человек имеет команду по одному из топовых видов спорта, которая 16 раз стала чемпионом страны. Подобного аналога в России нет. Хотя, если по-честному, без Антон Палыча в гандболе тоже не обошлось. Вот скажите, какое любимое произведение Чехова на территории нашей Родины во второй половине 20 века? Ответ прост – пьеса «Медведь», а точнее фильм Анненского, снятый по этой пьесе. Что вытворяли на экране Андровская, Жаров и Пельтцер – это русская классика. «Мой папаша пил как бочка и погиб он от вина, я одна осталась дочка и зовут меня на-на». Слова этой песни знали практически все советские люди, правда они не подозревали, что так хорошо знакомый Антон Палычу «российский капитализм» снова вернется на родину…
В том же 2001 году, когда были созданы «Чеховские власти», администрация решила создать театр – Чеховский городской театр «На Московской». Если город носит название Чехов, то как не иметь театра? Логично ведь, правда?
Но если с гандболом у города все получилось, то с театром все пошло наперекосяк. Вроде и деньги вначале были, и актеры с режиссерами (благо от Москвы всего 70 километров), но все не срасталось. Перепрыгнуть уровень дома культура с хорошим театральным кружком и превратиться в настоящий театр никак не удавалось.
Один режиссер решил, например, «Чайку» поставить. Ведь здорово? В городе Чехов поставить чеховскую «Чайку». Это же – ого-го!!!
Результат – восемь месяцев репетиций и ни одной поставленной сцены. Печальный итог: «чайка отказалась летать». Аналогичные приключения испытывали и многие другие спектакли – их ставили, играли один-два раза и «усё», «пора на покой».
Администрация города, не видя ожидаемого результата, махнула на чеховский театр рукой, главное здание театра на улице Московской успешно ремонтируется, театр скитается по окраинным городским домам культуры, финансирование - по остаточному принципу.
Казалось, чеховский театр обречен. Но человек предполагает, а Бог располагает. Несмотря на то, что прямое действие чеховской администрации по созданию театра назвать успешными можно с трудом, другие действия руководства города стали приносить театру ощутимую пользу.
Одна из главных причин, что с театром сразу не получилось, лежит в социальном плане. Слой чеховской интеллигенции, а очевидно, что вначале именно она должна была ходить в театр, был очень мал. По сути, для театра не хватало культурной (человеческой) почвы, но за годы 21 века ситуация серьезно изменилась. Чехов строится, изменился имидж города, люди с удовольствием покупают в нем новые квартиры – до Москвы недалеко, добираться удобно, и все-таки природа ещё чувствуется, поэтому слой культурной чеховской почвы за последнее десятилетие серьезно вырос.
Поэтому судьба Сергея Васильевича Харлова, культурного деятеля, известного театрального режиссера и актера, очень показательна.
Устав от Москвы и не слишком удачного уникального культурного проекта в Костроме (напрямую с театром не связанного), Харлов решил удалиться на покой. Мегаполис достал, сделано уже немало, поэтому человек решил, что, как и Диоклетиан, он имеет право выращивать капусту. Харлов построил дом, нянчил внуков, о театре не помышлял.
Но город же – Чехов. И его небесный покровитель Антон Палыч шепнул кое-кому в ушко из членов труппы: «вы тут жалуетесь – актеров, режиссеров не хватает, так Харлов ЗДЕСЬ». К Сергею Васильевичу пришли, отказать он не смог. Тряхнул сединой и вышел на сцену, как актер он давно не играл, но дело-то для настоящего таланта это нехитрое. Глубоко погружаться в театр он не собирался, так, для души, размяться немного.
Он был среди тех, кто восемь месяцев пытался заставить взлететь чеховскую чайку. От этих потуг ему стало невмоготу, и он загорелся (а Харлова всегда надо, скажу по секрету, зажечь). Харлов решил вернуться в театр как режиссер. Антон Палыч на это и рассчитывал. Именно он дал понять Сергею Васильевичу, что чайка для подъема чеховскому театру ещё тяжеловата. Надо начинать с более легких объектов – например, с бабочек.
С бабочек, так с бабочек. Выбор пал на пьесу американского драматурга Герша «Эти свободные бабочки». Вообще Герш – киносценарист, и «Бабочки» - это его единственная пьеса. Причем очень социально точное произведение. Герш гениально показал завершение эпохи «детей цветов», закат первой волны американской сексуальной революции. Это очень американская пьеса, в которой много смачных американских деталей, многие из которых наш зритель воспринять не готов.
Поэтому бабочка Герша была очень тяжелой, ее необходимо было облегчить. Сначала «лишнее» убрал режиссер, а затем за дело взялся давний соратник Харлова драматург Владимир Щербинин. Результат – диалоги выписаны в пьесе блестяще, никаких длиннот, обрывов, поэтому динамика пьесы изумительна.
Ну а дальше начинаем «прямой» репортаж. В чехов я прибыл на электричке, меня встречали и отвезли прямо на спектакль. Когда мы проехали центр, а я знал главное здание театра в центре города, мне сообщили: «оно на ремонте», «спектакль играют в доме культуры завода Энергомаш».
Ну ладно, в доме культуры, так в доме культуры. На вид симпатичное здание, правда сельские виды, которые открывались от него (это окраина Чехова) отнюдь не настраивали на театральный лад.
Вошли. С «театральной вешалкой», с которой все начинается – полный порядок: светлое фойе, хороший доступный буфет, нормальные туалеты.
Входим в зал, и сразу мрачные ощущения. В зале холодно. Но не просто холодно (дескать погода такая – отопление выключили, а тут холода). Это особый культурный холод. На этой сцене давно ничего серьезного не играли. И сразу вопрос – неужели они надеются этот холод растопить? Народу в зале немного, многие чеховцы уверены: чеховский театр скорее мертв, чем жив, поэтому особой помощи от зала ждать не приходится.
Но самые ужасные впечатление произвел потолок клуба – он сыпется (как мне потом сказали), поэтому была сооружена очень странная конструкция «живого» потолка.
С тревогой жду начала пьесы (с текстом до просмотра знаком не был), на сцене появляется в роли слепого музыканта Дональда Руслан Измагилов.
Первые реплики – вроде ничего. Но надо посмотреть – перед нами не моноспектакль. Новый выход – на сцене Дарья Карастиёва. Первые диалоги, ощущения неприятные. Ребята, куда вы «поперлись»? Ведь и более опытные актеры подобный культурный холод растопить не могут!
У меня с детства дурная привычка. Если я смотрю слабый фильм, слабый спектакль, я сразу закрываю глаза. Актеры на сцене есть, что-то говорят, но спектакля, театра нет, начинаю закрывать глаза. Думаю, что Харлову что-то хорошее я всегда скажу.
Закрыть глаза не успел. После нескольких неудачных попыток и Алексей, и Дарья сумели высечь театральную искру. На сцене «загорелось». Я с удовольствием подумал про себя – слава Богу, съездил недаром, ребят мысленно поблагодарил за микроподвиг – в такую культурную холодину костер зажечь, и стал внимательно следить за происходящим. А вдруг огонь упустят?
А они не упускали! Ну а когда на сцене появилась Александра Сосновская – пламя просто «загудело». Зрительный зал сидел, не шелохнувшись. Алексей Долгушин своим выходом на сцену ещё добавил дровишек.
Полтора часа пролетели на одном дыхании. И работа режиссера, и художника-постановщика, и звукорежиссера привели к тому, что на сцене, на которой вообще ничего не должно происходить, запылал изумительный театральный пожар.
Потом было все как обычно, что бывает после подобных пожаров – настоящие аплодисменты поздравления (рядом со мной сидел мой 17-летний сын, и кто из нас громче хлопал понять было сложно).
Но прошел час после спектакля. Я стоял снаружи и пытался понять, что же произошло. На ум пришли банальные вещи. Ну, что пришло – то пришло.
«Лед тронулся, господа присяжные заседатели!» «Чеховский театр не просто жив, ему БЫТЬ, и этому городу без театра просто НЕЛЬЗЯ». Чеховская чайка здесь обязательно взлетит – бабочку-то подняли в воздух. А почему? Да потому что Антон Палыч с нами, с Чеховым!
