Попробуй представить, что ты – сын руководителя одной из крупнейших финансовых корпораций. Твоя судьба и карьера предопределены еще до рождения. И как только ты подрастешь и получишь подобающее образование, ты сразу займешь хороший пост и со временем станешь управлять крупным подразделением, а если будешь умен и удачлив, то сможешь побороться даже за самое главное кресло. А что? Такое бывало.
Все движется в рамках известного сценария: тебе исполняется 17, и ты уже временно представляешь интересы своего отца в одном из крупнейших удаленных филиалов, как вдруг… головной офис твоей компании стирают с лица земли. А заодно и большую часть других офисов. Главу корпорации, как и почти всех сотрудников, вплоть до уборщиц, уничтожают физически. Твой отец, слава Богу, жив, но у него минимум свободных ресурсов и персонала. А на твой чудом уцелевший филиал претендуют вчерашние крупные партнеры, в одночасье ставшие непримиримыми конкурентами. Теперь они гораздо сильнее. И твои оставшиеся сотрудники уже готовы переметнуться к ним. Или бежать с семьей в лес. Потому что на дворе 1238 год, и русский человек может почувствовать себя в безопасности лишь в глухом лесу вдали от рек и проезжих дорог.
Отец далеко, а тебе всего восемнадцать. И ты князь. Только теперь это не почет, а крест.
Слышал ли ты, что «мы сегодня живем в страшное время»? Задумывался ли о том, когда твои предки сказали это в первый раз?
Тогда, в середине XIII века, Русь впервые заканчивалась буквально. После двух татаро-монгольских нашествий 1237-1238 и 1240-1241 годов у нее просто не было будущего. Спустя шесть лет после уничтожения Киева проезжавший мимо католический монах Плано Карпини увидел на месте одной из величайших столиц Европы две сотни хижин и тысячи непогребенных трупов в полях вокруг. Хоронить было некому. Южная Русь пала навсегда.
Вернувшиеся из леса в сожженный Владимир и другие города северо-восточной Владимирской Руси все же сумели похоронить своих родных и кое-как восстановить городские стены, но жить в городах стало страшно. Новый набег мог уничтожить их работу в любой момент. А еще страшнее смерти был плен и пожизненное изнурительное ордынское рабство, от которого не спасало даже знатное происхождение.
Северо-западная Русь отсиделась от татар за лесами и болотами, но шведские и прибалтийские соседи уже мысленно делили ее богатства. Когда монголы подошли к стенам Киева, стало окончательно ясно, что он не воскреснет и не даст помощи. И Запад нанес первый удар. «Я уже в твоей земле, опустошаю ее и хочу взять в плен и тебя», – писал новгородскому князю шведский ярл.
Некоторые сейчас сожалеют, что Александр тогда не пошел на переговоры с Европой. Но, как видим, Европа вначале не так уж интересовалась мнением новгородцев и псковичей по поводу будущего. Хотите оставаться в своих городах – принимайте католичество и учите латынь. Прочие русские должны были разделить участь загнанных в леса латышей, эстонцев и финнов.
Сам Александр, конечно, не обязательно должен был бежать в лес. Он мог просто посадить на коня молодую жену и уехать к отцу в разоренный Владимир. Или даже в Европу, куда позднее бежал его брат. Или, например, постричься в монахи и уехать молиться куда-нибудь в оккупированную крестоносцами Византию. Наконец, можно было бы гордо пойти навстречу врагу и красиво погибнуть в битве. Это был бы его личный выбор.
Но у Руси выбора уже не было. Страшное настоящее оборачивалось окончательным и непроглядным мраком ближайшего будущего. И только чистое, верное Богу сердце могло видеть в происходящем не только конец прежней Руси, но и возможность новой, еще неведомой миру страны, которую через несколько столетий назовут Россией.
Что мы знаем о Невской битве? Что небольшая дружина Александра скрытно подобралась к шведскому лагерю через лес на рассвете и первой атаковала спящего противника, превосходившего ее в шесть раз, и потеряла всего 20 человек? Что князь лично возглавил атаку и тяжело ранил вождя шведов? Что местные жители перед битвой видели плывущих на помощь Александру святых князей Бориса и Глеба? Что шведы отплыли на родину, нагрузив телами павших несколько кораблей? Что 500 лет спустя на месте их предполагаемого разгрома была основана Александро-Невская лавра Санкт-Петербурга, и сам основатель города, новый победитель шведов и первый император России Петр Алексеевич Романов на своих плечах нес в монастырский храм гроб своего предшественника?
Несмотря на все эти детали, шведские хроники молчат о битве. Она упоминается лишь в русских летописях. Ведь в ней решалась судьба России, а не судьба Швеции. Сердце князя, преодолевшее страх, зажгло сердца его дружинников и ополченцев из Новгорода.
Не в силе Бог, а в правде!
Сегодня это любимый лозунг «несогласных», девиз оппозиционных газет, едва помнящих о том, кто произнес его первым. В дни, когда Александр произносил эти слова, они значили: если ты правдиво, прямо, православно исповедуешь Бога, то сила тоже на твоей стороне. Даже если это сила твоего врага.
– Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся, – напоминал князь своим воинам слова ветхозаветного царя и пророка Давида, – Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо.
Многие просвещенные и мудрые люди эпохи могли ответить ему:
– Откуда это ты взял, что «мы стоим»? – говорили они. – Оглянись вокруг. Сейчас, самое время плакать «о погибели русской земли». Но когда человек боится Бога, он не колеблется перед людьми или обстоятельствами. Ужасу небытия Александр противопоставил мужество и надежду христианина. А ведь ему было всего 20 лет от роду. И всего 23 года до смерти.
Много раз потом князю приходилось переживать страх. Уже через несколько месяцев облегчено вздохнувшие новгородцы восстали и выгнали его вон из города. А меньше чем через два года после этого на льду Чудского озера его плохо обученное войско сошлось в схватке за Новгород с лучшей рыцарской конницей Северной Европы. Еще труднее было потом, когда победителю шведов и тевтонцев пришлось ехать на поклон к ордынскому хану. Сначала на Волгу, где он, покорившись ханской власти, открыто исповедовал христианскую веру. А потом и в Монголию, где пришлось оплакать умирающего, отравленного отца…
Десятки раз эпоха ставила его перед страшным выбором: гордо умереть за свои убеждения или, отчаявшись, отказаться от них. И всякий раз он умел выбрать жизнь. Принять внешние унижения, сохранив при этом внутреннее достоинство. Не ради себя. Ради своей земли.
Может быть, страшнее всего было охранять татарских налоговых сборщиков, решивших переписать все оставшееся русское городское население, включая и непокорных новгородцев. Не поддержав поднявшего восстание против татар своего брата, князя Андрея Суздальского, отказавшись от щедро предлагавшейся с запада «гуманитарной помощи», Александр не только словами, но и силой принудил русских православных христиан повиноваться. Платить дань язычникам. Мало кто знал, что взамен он сумел не только удержать ордынцев от новых набегов, но и избавить русских мужчин от обязательного набора в общеордынскую армию. Через 120 лет внук его младшего сына поведет таких «сэкономленных» воинов в бой с Ордой на Куликовом поле.
Но Александр умирал уже сейчас. Изматывающие поездки к врагам и непонимание среди своих раньше времени подточили его силы. Перед смертью он постригся в монахи. Человек, ни разу (даже в военных походах и посольских путешествиях) не пропустивший ни одной воскресной службы, родившийся наследником одной из самых могущественных земель мира и проживший большую часть жизни на фоне ее упадка и разгрома, лежал на деревянном полу в храме и просил у Бога милости к оставляемой им стране. Он не боялся смерти. Он страшился, что мало и плохо служил своим ближним при жизни. Страшился, что труды его будут напрасны…
Что мы можем ответить ему сегодня?
