***
Антоний Сурожский принадлежал к тем людям, по которым, как по камертону, можно выверять своё христианство, чтоб настроить себя на евангельское звучание подлинности и красоты.
***
Антоний Сурожский всегда говорил то, что было достоянием его опыта Бога. А ведь даже и среди людей церкви чувство Бога – вещь не часто встречающаяся. Но подвижник – это и есть тот, кто открывает другим небо как реальность, даёт пришедшим прикоснуться к той же благодати и истине, которые известны ему. Подвижник говорит о том, чего касались его руки, и для других он делает возможным это самое главное чудо – прикосновение к Богу.
***
В мире обязательно должны быть люди, думая о которых другие, даже не имея личного опыта, понимают, что Бог есть. И такие подвижники делают весть церкви достоверной. Можно много спорить о вере, можно вспоминать добрых и благородных в разных конфессиях, но невозможно где-то вне православия иметь такое сияние лица, такой отпечаток неба, какой мы видим в лике православного праведника, такого, как митрополит Антоний. Потому святой Григорий Палама и пишет, что «Слова опровергаются словами, но чем можно опровергнуть жизнь?»
***
Для меня и для многих моих знакомых митрополит Антоний своими книгами открывал христианство как жизнь. И читая его мы видели, что христианин и не может быть другим, кроме как сияющим вечностью, не гонящимся за тем, что ему есть, что пить и во что одеваться, постоянно служащим людям, и вдохновенно умножающим красоту в себе и вокруг себя.
***
В Антониии Сурожском, в здравости его христианства, в его любви ко Христу и жизни посвящённой служению и умножению красоты, мы видели человека. Того самого, о котором древний святой говорил, что человек может быть откровением о Боге.
***
Антоний Сурожский часто замечал, что он не имеет систематического богословского образования. При этом он был колоссально начитан, ценил поэзию и культуру, а его слова об отсутствии образования означали скорее тот, что вечность и подлинность не измеряются дипломами и научными степенями, но самим причастием к небу и красоте.
***
Антоний Сурожский не боялся быть смешным и чего-то не знать, потому что у него не было желания утвердить себя собой, но ему хотелось, чтоб другие могли прикоснуться к тому свету и радости, которые он на опыте познал как счастье и полноту.
***
Многие из моих знакомых глядя на фотографии митрополита Антония или слушая его речи, открывали для себя красоту и полноту христианства.
***
Одна моя знакомая девушка иконописец ещё до своего воцерковления выставляла свои картины (а тогда она была художником) в Лондоне. Она пробыла в Англии несколько месяцев и однажды решила зайти в православный храм. Там в тот день проповедовал Антоний Сурожский, и она, ещё далёкая от церкви, просто услышав его, вдруг поняла, что в мире вправду существует святость и то измерение бытия, которое именуют небом, и которое кажется таким далёким, пока человек не касается в своей жизни подлинности и полноты.
***
Мудрецы православия всегда умели понять, что значит жизнь человека для него самого.
У каждого живущего на земле есть некий свет, который греет его. Это может быть любовь, друг, природа, дорогие книги, некие фильмы и много ещё чего. На самом деле тот свет, который радует человека есть отблеск великого Света нашего мира. Но это ещё нужно суметь показать.
Помню, как одна моя знакомая девушка с некоторой тревогой спросила, как я отношусь к тому, что она слушает русский рок? Я ответил, что отношусь к этому хорошо, потому, что её любовь к року есть на самом деле любовь к той дороге, которая однажды привела её к Богу через жажду подлинности и неложности.
Но, ведь подобный образом рассуждал и святой Максим Исповедник, когда стал исследовать, что для самих западных христиан означают их догматические заблуждения и как они их понимают. А потом, разобравшись в этом, он смог говорить с ними не на языке «дурак — сам дурак», но через понимание и вникновение.
И Антоний Сурожский когда-то сказал, что дело миссионера не в том, чтобы припереть человека к стенке доказательствами, но, чтобы разобрать потолок, который человек над собой надстроил. И тогда сам человек увидит, что тот свет, который греет его, есть отблеск большего света, который утешает вселенную.
Да, это долгий путь, но веру нельзя передать насильно, потому, что тогда она перестаёт быть верой. Симеон Новый Богослов говорит, что «добро сделанное не добрым образом — не добро». И Сам Бог никогда не принудит человека следовать истине, но ожидает его самостоятельного решения. И тут Бог оказывается мудрее некоторых Своих проповедников, аргументы которых в полемике о религии сводятся в конечном итоге к пене на губах. А всё потому, что Он умеет понять, что значит жизнь человека для него самого. Почему человек избирает то, что избрал, и дорожит тем, что ему важно. На такое понимание способна только любовь, и именно она, а не факты, ведёт человека к принятию того, что раньше ему казалось далёким и странным, а потом, однажды, он может заметить в этом смысл всех своих прежних ожиданий и дел.
Так и Антоний Сурожский, подобно великим наставникам прошлого, спрашивал у приходящих к нему не «Как веруешь?», но «Где у тебя болит?» или «В чём и как ты искал настоящесть и красоту?». И люди, удивляясь такой заботе и дружественности, сами желали больше узнать о вере, взрастившей такого великого человека...
***
Антоний Сурожский говорит о духовном, которое сам переживает и испытывает. Потому он всегда говорит как свидетель реальности мира духовного и его слова живые - а это в нашем мире бывает так редко...
***
Антоний Сурожский старался открыть вопрошавшему его всякому человеку не что такое учение церкви вообще, а что вот этот конкретный аспект учения может значить в жизни спросившего. Потому что Христос и всё что Христово существует прежде всего для каждого из нас лично.
***
Богослов, это тот, кто говорит о Боге, Которого знает и ощущает. Потому, например, Антоний Сурожский мог прийти на мировую научную церковную конференцию, где все читали доклады с ссылками и цитатами, и там он без бумажки говорил, передавая своё ощущение Духа Святого в применимости к этому вопросу. И после его доклада, в общем-то, можно было расходится, так как вся мировая учёная конференция бедно смотрелась на его фоне... И это потому, что он всегда говорил как власть имеющий, а не как умники и фарисеи.
***
Игорь Геращенко, супруг православной диссидентки времён СССР, Ирины Ратушинской, вспоминает о своей встрече с Антонием Сурожским, что: «От него исходил такой свет, что это в значительной мере укрепило мою и Иркину веру». И это – именно то, чего ищут в церкви все, кто в этом мире стремится к подлинности – они ищут света и неба, а не ещё одну организацию с бюрократией и множеством земных интересов. А ключи к церкви как она есть, вход в церковь как в Царство Троицы, – это общение с праведниками, литургия, молитва и вся красота сотворённая человеком, но несущая на себе печать Духа Божьего.
***
Впервые найдя в интернете проповеди Антония Сурожского, я, в те годы редко не ходивший в храм студент, тотчас позвонил своему товарищу и сказал, что на мой взгляд, митрополит Антоний – и есть современный святой.
– А что такого случилось? – Удивился товарищ.
– Только великие поэты сильны говорить так, как говорит этот человек – ответил я.
...Я знал людей (и сам был одним из них), которые, ещё только приглядываясь к православной церкви, узнавали об Антонии Сурожском и слышали его выступления – и этого хватало, чтобы понять – благодать и святость действительно существуют...
***
Моя подруга англичанка рассказывала, что встретила Антония Сурожского в соборе после литургии. Он был уже стар, но стремился каждому дать благословение. Было видно, что он очень устал. Ему принесли стул и Антоний, опираясь одной рукой на спинку стула, другой благословлял подходящих и улыбался каждому таким образом, что каждый при этом чувствовал себя самым нужным.
***
Только добрые знают тайну, что мир есть сказка. А все остальные не имея такого опыта – себя и бытия для других – не верят им.
***
Святые, когда писали и говорили, не знали, что они святые, но знали, что говорили они истину сказанную в Духе.
Многострадальный Иов: «Как же вы говорите, что я похулил Бога, если я чувствую Его Дух в ноздрях своих».
Антоний Сурожский: «Я не хороший человек. Но всё, что я говорю о Боге – правда».
***
К блаженствам Евангелия может приступить только тот, кто исполнил заповеди.
Блаженство – это радость. О чём? О том, что Бог в человеке и человек в Нём. Но это достигается только подвигом исполнения заповедей.
Только если самому испытать в сердце эту радость становится понятно о чём мы говорим.
Бог хочет, чтобы мы на опыте радость знали, иначе будет непонятно в чём же тут блаженство. Человек не изменивший свой ум не может этого понять. Одна женщина услышав чтение евангельских блаженств сказала Антонию Сурожскому: «если такие у вас блаженства то я их не хочу. Я в жизни и так достаточно настрадалась».
Мир не знает радости и предлагает нам удовольствия: покоя, безопасности, денег, вещей, развлечений. Но не радости.
Старец Софроний Сахаров говорил, что в начале просто читал Евангелие, а потом на опыте узнал какая бытийная реальность стоит за каждым евангельским словом.
***
В идеале человек должен быть для другого человека раем. Сравните это с утверждением Сартра «ад – это другой человек». Так воспринимают люди друг друга потому что в глубине понимают – они должны были бы нужны быть друг другу по настоящему, но в реальности они друг другу абсолютно не нужны. Встреча не на вечность, ненастоящая встреча, делает присутствие другого адом. Как в песне Владимира Высоцкого: «тут за день так накувыркаешься, прийдёш домой – там ты сидишь». И это герой песни говорит жене – то есть человеку, который должен был бы быть дорог. Но – мир практически не знает любви не по страсти. Святой Нектарий Эгинский говорит, что без Христа даже любовь сгниёт. Без Христа нет истинной любви, а есть только страсть в той или иной форме. Любовь праведного человека не такова. Прежде всего для любви праведника характерно не делить отношение к людям по степеням. «Я тебя люблю, но сына или мужа всё таки люблю больше». Такая любовь только мучает того, на кого она направлена, потому что мы понимаем – мы должны быть любимы и нужны до последней глубины и во всём – и только это будет правильно. Одиночество – это когда мы окружены близкими людьми у каждого из которых есть кто-то, кто им дороже, чем вы.
Христианин любит не так. Для него каждый человек – единственный. Каждый дорог без всяких степеней. Святые отцы говорят, что для Бога каждый один человек так же дорог, как и все люди вместе. Так же поступает и христианин. Антоний Сурожский говорил – встречая человека я поступаю по принципу шкафа – выдвигаю тот ящик, в котором всё об этом человеке. Можно добавить, что, когда Антоний встречал человека – он весь превращался в один единственный ящик для этого человека.
Антоний Сурожский видел одного человека всего несколько раз в жизни, но когда тот умирал, то назвал Антония своим лучшим другом. И причина тут в любви которую имеет митрополит Антоний.
Ещё для встречи нужна благодарность. Благодарность другому человеку за то, что он есть. Тогда для нас с каждой встречей и с каждым годом всё больше будет открываться глубина человека.
Джон Толкиен говорил о присвоении: «некоторые вещи стали для нас бесцветными, потому что мы заграбастали их, заперли их под замок и перестали на них смотреть». Это относится и к людям. То есть мы должны не следовать желанию владеть человеком, а относится к нему как к дару. Или, как говорил русский философ Симеон Франк «воспринимать другого, как свет».
***
Есть разница между тем, как о высоте и красоте говорит умник или поэт. Когда мы слышим умника – то задыхаемся от уныния и лишаемся силы, а когда говорит поэт – люди обретают вдохновение и мудрость жить.
Антоний Сурожский говорил как поэт и пророк, как власть имеющий, а не как умники и формалисты.
Антоний Сурожский говорит о духовном которое сам переживает и испытывает. Потому он всегда говорит как свидетель реальности мира духовного и его слова живые - а это в нашем мире бывает так редко...
Видя и слыша Антония Сурожского люди поражались тому, что видят перед собой христианина и настоящего человека, и это видение было для них, по Иринею Лионскому, зрением славы Божией. А это всегда радует добрых и напоминает различным эгоистам и умникам, как далеко они отстоят от добра.
Таковы уж умники — и всё нужна ссылка на авторитет, а красота совершающаяся у них перед глазами их возмущает. Скажешь такому, что Антоний Сурожский считал фильмы Тарковского скучными, они задумаются, а попробуй сказать — что эти фильмы тебе лично скучны, и тебя запишут в ничтожества. Умник в обществе — то же — что фарисей в религии. Иногда эти две ипостаси объединяются в одном лице. Их основная заповедь такова: «Ни один наш современник не может жить и говорить от Духа».
***
Антоний Сурожский будет одним из первых людей земли, вспомнившем, что западный мир когда то был наполнен православно верующими святыми. Другим таким человеком был святой Иоанн Сан-Францисский, который собирал древние жития, находил частицы мощей и возвращал память о славном прошлом. Или древние праведники через него приходили в мир, о котором молились всегда. Древние святые. Жития говорят о многом. О дивном сиянии, исходившем от их ликов, об их необыкновенной любви, способности прощать, милосердии и служении другим. Люди часто забывают прошлое, но те, кто любят, а святые таковы, помнят всё. Помнят ради того, чтобы каждого кто им нужен и дорог, привести домой - в вечное царство грядущего воскресения.
Как известно из истории, все святые Европы до 1054 г. (отпадение поместной Римской Церкви от Церкви вселенской), святые Англии до 1066 г. (Битва при Гастингсе) и Ирландии до 1171 г. (Собор в Кашеле, передавший Ирландскую Церковь под римскую юрисдикцию) существовали как единая христианская, апостольская, православная традиция. Конечно, церковь в Средние Века (как и сейчас), действовала в разных культурах и, соответственно, создавала разные культуры. Кельты Ирландии были не похожи на саксов Англии, пиктов, германцев и даже галлов, не говоря уже о римлянах. Но эти различия были, по сути, неповторимостью святости каждого народа, неповторимостью его красоты.
Чтоб понять красоту народа, надо обратить сердце к его святым и его писателям. К их жизням, мыслям, словам, поступкам. Только тогда мы сможем взглянуть на этот народ так, как его видно с неба. Тогда мы глубоко разглядим его неповторимость в бытии и ещё раз порадуемся Господней мудрости, которая благословляет цветущую разницу мироздания.
Нестор Летописец говорил, что каждый народ играет свою важную часть той мировой симфонии смысла и красоты, которую сотворил Господь.
Каждый народ (как и каждый человек) раскрывается в святости уникальным образом, а потому православные святые разных стран – как цветы с разных полей – все прекрасны по-своему. Таково отношение церкви к этим древним святым. Но среди прихожан храмов мы встречаем обычно либо равнодушие к этой стороне общецерковного наследия, либо подозрительность: «Кто такие эти Брендам Мореплаватель, Герман Парижский, Альфред Великий, Чед или Ита Ирландская? И почему это они не славяне и даже не греки? Это подозрительно...» Так чаще всего относятся люди, и идёт такое отношение от глубочайшего непонимания того факта, что православие не имеет на земле прописки. Оно не русское, сербское, греческое или японское, но данное Богом всему миру и неповторимым образом раскрытое в каждом человеке и в каждом народе. Страны и народы смертны, а мы с вами переживём галактики и увидим, Бог даст, «новое небо и новую землю, на которых обитает правда». И там нет «ни иудея ни эллина», но всё и во всём Христос. На земле же далеко не каждый воспринимает церковь как явленное Царство Троицы, как богочеловеческую общую жизнь, где каждый другой – твой близкий, а не «этот подозрительный иноземец»… Таким светлым было восприятие святых отцов, и пусть мы редко встречаем его среди ходящих в храмы людей – именно оно нормально и подлинно, и им живёт церковь.
***
Мирополит Антоний говорил обо всём, читал даже лекции об искусстве, и на всякое явление мог посмотреть с точки зрения неба.
Вопрос: как найти себя в творчестве, что для этого делать, как ощутить, а затем понять, что нашел именно свой путь?
Ответ: Некогда один молодой человек пришел к подвижнику митрополиту Антонию Сурожскому, и попросил благословения стать священником. И Антоний ответил ему: «становись, если ты чувствуешь, что можешь сказать о Боге так, как до тебя ещё никто не говорил». Эти слова относятся и к поэзии – если мы видим, что некое внутренне благодатное предощущение слова само просится быть высказанным – нужно говорить. Но помня, что любое значимое слово можно только из пережитых горестей сложить.
При этом не нужно бояться влияния, которое рождается от очарованности, глубокого воздействия на душу некого текста другого автора. Это один из путей приобщения традиции. Ян Парандовский когда-то заметил, что, если автор думает, что на него никто не влиял и он ни на кого не похож – то он плохо знает мировую литературу.
***
Силуан Афонский говорил, что никто из святых не стал бы делиться своими духовными переживаниями и откровениями, если бы их не понуждала к этому любовь. Но и здесь мы видим, что одни святые говорят о себе крайне мало, стараясь более скрыть, чем явить, по крайней мере, когда разговаривают с неизвестными.
И есть другие святые, которые щедро делились своим сокровищем со всем миром. Подобно Антонию Сурожскому они говорили, что, если оставят благодатное событие только в себе, оно будет их греть, но никого больше не согреет. И они шли на риск непонимания, рассказывая о тайном и сокровенном — о своей любви и ответе Господа на неё. Нетрудно видеть, что, нередко, эти святые и подвижники были людьми поэтического настроя. Так, Симеон Новый Богослов писал стихи, а старец Софроний Сахаров — картины.
***
Однажды к митрополиту Антонию Сурожскому обратился священник, который все силы души отдавал проповеди и храму, и совсем не уделял внимания семье. Его жена страдала, и он хотел чтобы знаменитый епископ её вразумил не мешать его постоянному пребыванию в храме. Но Антоний, вопреки ожиданиям священника, посоветовал тому бо?льшую часть времени жизни уделять семье.
- Но как же моё служение людям? Поразился священник.
- Если ваши домашние будут счастливы — люди сами станут к вам приходить; отвечал Антоний.
Так и случилось. Священник много времени проводил с семьёй и домашние стали счастливы зная, что они дороги и любимы. Это видели прихожане храма и, если раньше священник сам бегал за ними, а они неохотно общались, то теперь люди сами стали приходить к нему домой, чтобы погреться в лучах тёплого и светлого счастья его семьи.
Когда священник рассказал об этом Антонию Сурожскому, тот улыбнулся и промолчал. Ведь он знал, что христианство — это, прежде всего, дарить тепло тем, кто рядом. А тепло уже вызывает желание приблизиться к нему и согреться сердцем. И так, видя, что счастье и радость в мире возможны, человек воистину узнаёт христианство.
***
Думаю, что община (там, где она есть), - это не множество, не весь храм. Это немногие неординарные и стремящиеся к подлинности люди, которые вместе с мудрым священником другом идут по пути ко Христу. А священник этот в чём-то похож на Антония Сурожского — быть может, лёгкостью, глубиной и поэтичностью Духа Святого.
***
Когда Антоний Сурожский умер, священник моего храма сказал о нём с великим почтением: «Старец был»…
Я тогда удивился – «Почему Старец?», так как думал, что праведность связана с чудесами. И лишь спустя годы я понял, почему святой Макарий Великий писал, что чудотворения подвижника – всего лишь внешнее выражение его сути, а то, кто он есть, раскрывается в христоподобной, подлинной любви, которая столь велика, что давала Антонию Сурожскому по 15 часов принимать людей, когда глубже усталости было желание чтобы счастье пришло к каждому и никто не ушел обиженным…
***
Формалисты и те, для кого церковь – контора, а не организм любви, – не понимали и не понимают митрополита Антония, и это не удивительно – ведь святость всегда существует вне шаблонов.
Антоний Сурожский говорил, что часто люди представляют святых шаблонно, формалистически, как тех, кто постоянно молился, постился, избегал всякой радости и красоты, чурался искусства и науки, и был бы таким же лишённым жизни и подлинности, как и те, кто рисует себе такой портрет.
Конечно, такой образ святого удобен для разнообразных фарисеев и формалистов, ведь фарисейство происходит от духовной лени и куда как легче воздерживаться в пост от мяса чем превращать жизнь окружающих в праздник – а между тем христианство именно во втором, а не в первом.
Все святые на самом деле бесконечно разнообразны и их расцвет в Духе совершенно не одинаков, как и их образ жизни, как и музыка их души, вся эта неповторимость образа Божьего в каждом исцеляющемся человеке. И если и было у них что-то общее, так это их стремление жить для других, нести другим радость и праздник и замечать в других красоту, которую может видеть только любящий или поэт – а святые соединили в себе и то и другое…
***
Как-то съёмочная группа записывала сюжет об Антонии Сурожском. В их числе был оператор пенсионного возраста, холодно относившийся ко всему церковному. Но услышав как митрополит Антоний говорит, он подошел и спросил, можно ли ему, старику, принять крещение?
– Конечно – отвечал тот – ведь это как любовь, а влюбиться можно и в 80…
Все мы не старее Бога, и некоторые мои слушательницы лекций которым уже за 50 говорили мне, что открыв для себя церковь они впервые открыли насколько жизнь интересна.
***
Сам Антоний жил при храме в каморке, никогда не заботился о еде и одежде, не искал денег и почестей и ходил в залатанном подряснике. Он же был в своём соборе и за дворника и за сторожа, будучи при этом епископом всей Англии и Ирландии.
***
Когда слышишь истории о таких людях, то всегда хочется узнать, – как они стали такими и как мы можем подражать им в их пути.
И здесь нужно заметить, что путь человека к святости не содержит в себе чего-то тайного, – он достигается церковной жизнью, которая должна совершаться «последующе святым отцам».
Сами отцы (Иоанн Златоуст, Симеон Новый Богослов, Иустин Сербский, Серафим Саровский, Игнатий Бренчанинов) нередко говорили, что между древними подвижниками и новыми нет никакой разницы, потому что человек остаётся неизменным как в дни Римской империи и Вавилона, так и в Эпоху Великих Географических открытий или в годы Модерна.
Неизменна и церковь которую Иустин Сербский характеризует как «Непрестанную Пятидесятницу», непрестанное излияние Духа Святого на людей и бытие. А, значит, всё дело в желании или нежелании человека быть с Богом.
А для того, чтобы стать святыми, людям нужно серьёзно отнестись к двуединой заповеди Христа, данной Им в Великий Четверг: о как можно более частом причащении и о служении другим. Те, кто соединяют в своей жизни частое причастие и служение, восходят в небесную красоту и обретают исцеление или праведность – то есть – становятся теми, кем Бог их задумал.
Ну а те, кто даже в церкви так и не понял сути, выступают то против постоянного причастия, то против идеи служения, в зависимости от того, каких страстей у этих выступающих больше.
Секрет Антония Сурожского был в том, что он соединил в себе и причастие и служение, и в результате стал человеком неба, тем, глядя на кого другие видели учение церкви как реальность, и возможность жизни как красоты.
***
Антоний Сурожский сумел открыть для людей церковь во вселенском её измерении, где есть место для всех народов, и никто не предпочтён другому, но все равно находятся в любви Божией. Это вселенское измерение церкви помогало общающимся с митрополитом Антонием ощущать церковь как укоренённую в вечности и в вечность же приводящую. Потому у христиан не должно быть тоски по некому золотому веку – ведь Христос всегда тот же самый и жизнь с Ним возможна во всей полноте во всяком веке. Христос в равной мере с каждым человеком и с каждой эпохой, и для Него важны не национальность, не богатство, не знатность, не мирские заслуги, но наше уподобление Ему в милосердии и доброте.
Такое восприятие христианства – древнее и апостольское, но именно это понимание было во многом утрачено в эпоху христианских стран и империй, хотя оно, безусловно, сохранялось в наследии подвижников.
Богословы первой русской эмиграции двадцатого века, такие, как Антоний Сурожский, были теми, кто восстанавливали не только это древнее понимание христианства, но и святоотеческое осознание мира, основанное на творческой верности мысли святых отцов.
Вот как говорится о таком восприятии веры в Послании к Диогнету (2 век): “Христиане, — говорит он, — не разнятся от других людей ни страной, ни языком, ни житейскими обычаями. Но, обитая в греческих и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаю местных жителей в одежде, пище и всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы. Для них всякая чужбина — отечество и всякое отечество — чужбина. Они во плоти, однако живут не по плоти. Находятся на земле, однако они граждане небесные. Повинуются существующим законам, однако жизнью своей превосходят самые законы. Они любят всех, однако всеми бывают преследуемы. Их не знают, однако осуждают. Их умерщвляют, однако они оживотворяются. Они бедны, однако всех обогащают. Всего они лишены и по всем изобилуют. Словом сказать: что в теле душа — то в мире христиане».
***
Митрополит Антоний Сурожский пишет: "Христос не для того только родился, чтобы нас спасать. Он нам доверил тайну спасения мира. Он нас призвал не к тому только, чтобы мы стали Его наследниками в Царстве Божием, но чтобы мы взяли на себя труд преображения этого мира".
И отказ от этого труда преображения и умножения красоты в себе и вовне, когда человек несёт свет небесный во все свои дела и занятия – такой отказ не есть смирение, но извращение своего на земле назначения, отказ от реализации в себе Образа Божьего, который всегда проявляет себя в красоте но не в безобразии, серости, пассивности, формализме или форме без сути.
Известного историка моды Александра Васильева однажды спросили журналисты: «Вам не кажется, что ваша борьба за хороший вкус, - это борьба с ветряными мельницами?». И он ответил: «Но это же удовольствие! Жизнь это удовольствие! Добиться цели у меня не задачи...». И разъяснил, что в любой стране всегда есть какая-то часть людей, которая хочет чтоб их жизнь была созвучна чему-то высокому и прекрасному.
И, наверно, таков всегда и есть труд подвижников и доброты и красоты — они знают, что слышит всегда меньшинство, но это меньшинство состоит из самых светлых либо стремящихся к свету людей. Мы все созданы для рая и высоты, но говорить о дороге к подлинности можно только с теми, в ком жива эта жажда — пить воду истины у берегов реки красоты.
