Вот и мне пришло время вспомнить студенческие годы. На столе – серьезная книга: «Общая история Церкви. От зарождения Церкви и Реформации. Богословское и организационное становление Церкви I-III века» под редакцией В.В. Симонова. Правда, такой предмет в Литературном институте им. Горького мы не изучали. Была «История древних Цивилизаций», все сюжеты которой я вскоре благополучно забыла. Остался в памяти лишь один-единственный образ, который приснился мне под утро накануне зачета. Бесконечные битвы, летят копья. Реки крови стремительно наполняют городские коридоры и лестницы, а сама я – то гребу в лодке, то прячусь в зарослях (да-да, на лестничных площадках растут камыши), в моих руках – лук, за плечами – колчан. Все.
Уверена, после прочтения «Общей истории Церкви» таких дробных впечатлений не останется. Напротив, появится некоторый фундамент, дающий возможность осмыслить многие исторические закономерности. Темы, которые поднимаются в издании, помогают понять принципы развития культуры в целом, особенности становления христианской цивилизации, причины яростного сопротивления языческого мира. Познакомиться с различными видами ересей и тонкостями формирования богословия древней Церкви. И, что особенно ценно, многие привычные представления будут уточнены, а знакомые сюжеты – получат развитие.
Кто не слышал, например, про гонения Диоклетиана? Имя этого римского императора уже стало нарицательным. Цель жестокого правителя была ясна и конкретна: полное уничтожение христианства. Однако эти гонения стали последней битвой язычества и христианства. Мало кто представляет, чем занимался император в конце жизни. Когда глобальный замысел потерпел крушение, Диоклетиан сменил род деятельности. Уединившись на своей вилле, он стал выращивать овощи.
Ключевое понятие истории I-III веков – это, конечно, слово «мученик». Но и здесь оказывается не все так просто. Не так, как мы привыкли. В греческом языке святых людей, претерпевших страдания за веру, обозначают словом «свидетель». Однако при переводе на славянский язык, греческое «свидетель» трансформировалось в «мученика». Видимо, переводчики более всего были поражены страшными истязаниями, а не свидетельством веры. Так и получилось, что при переводе на место «свидетеля» они непременно ставили «мученика», а на место «борьбы» и ее производных – «страдание». Тогда как греки вкладывали в термин иное значение: мученики – это борцы веры, их мучение – подвиг с оттенком торжественности. Не пассивный мученик, страдалец, но герой, деятель. Такое уточнение, конечно, расширяет наше представление о первых христианах, добавляет новые оттенки понимания их подвига.
Первые века, однако, явили не только свидетелей, но и отступников. Это подводит к неожиданной мысли: принято считать, что тогда сами люди были другими («богатыри, не мы»), недостижимо идеальные, в сладость принимающие любое испытание. Однако опыт отступничества (даже среди епископов) показывает, скорее, что мир не сильно меняется, и тогда были те же трудности, скорби, такое же стремление к хорошей счастливой жизни, в общем, – «все как у людей», а не богатырей. И каждый делал свой выбор. Кто-то отказывался поклониться статуе божества, за что подвергался мучениям, а кто-то находил способ выйти из такой ситуации. Представить письменное удостоверение того, чего на самом деле не было. Или договориться с наемником-язычником, который проделает неприемлемый обряд вместо тебя. Хорошо ведь продумано, правда? Почему бы – с точки зрения здравого рассудка – не поступить именно так? Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Ан нет, не получается так. Тоже отступление…
И вот эта кристальная честность и чистота – тех, кто все-таки не отступился, не пошел на компромиссы, впечатляет более всего. Такое – остается в памяти навсегда. А ведь было еще и «ласковое преследование» императора Юлиана Апостата. К жертвоприношению он не принуждал, однако тем, кто согласился отречься от христианства, обещал большие выгоды. И такой вид гонения оказывается едва ли не соблазнительнее первого. Одно дело погибнуть за веру – здесь и сейчас; и совсем другое – лишившись всех льгот, скромно прозябать на отшибе общественно-социальной жизни великой империи. Всегда и без просвета. О том, какой это сильный вид искушения, свидетельствует факт: примеров отречения при «ласковом гонении» было немало.
Кстати, а каковы же причины гонений? Этот вопрос раскрывается в книге лаконично и одновременно объемно. Дело не только в том, что римская языческая религия носила государственный характер, и служение богам рассматривалось как государственное дело или обязанность. Оказывается, первые христиане воспринимались самими язычниками как… атеисты, которые порывали с прежними верованиями и в семейном быту удалялись от всех обрядов, связанных со служением языческим богам. Образованные люди ненавидели христиан как людей, отрицающих ценности античного мира, его науки и культуры. (Не смотря на то, что знаменитый Иустин Философ высказывал в то время такую идею: в язычестве, как и в Ветхом Завете, было предчувствие Истины). Но главное – христианство являло собой полную противоположность воззрениям, нравам и обычаям, которые сформировались в Римском государстве. Оно меняло весь образ жизни, все мировоззрение общества. Вместо социального эгоизма проповедовало любовь к ближнему; на место гордости ставило смирение; вместо роскоши, доходившей в Римской империи до невообразимых масштабов, учило воздержанию и посту; давало женщинам равные права с их мужьями; не просто объединяло хозяев и рабов в рамках одной религиозной системы, но ставило их в равное положение перед лицом Единого Бога.
Понимать причины ожесточенной борьбы языческого мира с христианством сегодня, когда звучат призывы возродить славянское язычество, особенно важно. И какой радостью дышат такие строки (почти бесцветные, если не знать контекста!): «После смерти Юлиана Апостата гонения на христиан прекратились окончательно. Христианство было объявлено государственной религией, языческие жрецы были изгнаны, священный огонь Весты погашен, языческие храмы закрыты – теперь навсегда. Смолкли сивиллы и дельфийский оракул, и ни один оратор уже не отваживался публично защищать осужденный культ».
«Общую историю Церкви» я бы рекомендовала к прочтению и тем, кто сомневается в своей вере. Три века шла борьба – и никакие силы не смогли сокрушить христианство. А закрыли языческий храм – сразу все и умолкло. Запретили оратору вещать – он и перестал. Более «продвинутые» читатели смогут разобраться и в прочих тонкостях дела: например, чем «религия» отличается от «веры», а церковная старушка, пришедшая в храм помолиться, – от интеллигента-индивидуалиста, зажигающего перед иконой свечу. Замечаешь и большой список рекомендованной литературы. Так что, при желании, изучение темы можно углубить и продолжить, а «Общую историю Церкви» использовать как карту в море знаний.
Первые века станут нам намного ближе и роднее, чем сейчас. А еще мы поймем, почему во времена страшных гонений общий настрой катакомбной живописи внушал человеку радость и уверенность.
