На наших глазах уходят последние ветераны, с каждым годом их становится все меньше и меньше. Поэтому невольно многие задаются вопросом: «Что, связь времен прерывается? Сможем ли мы без ветеранов донести до подрастающего поколения уникальное значение Великой Отечественной войны?»
На эти вопросы ответить несложно. Сошлюсь на свой опыт. Я вырос на истории Великой Отечественной, для меня это по-настоящему священная война. Я неоднократно был в юности на встречах с ветеранами и могу со всей ответственностью сказать, что ни одного нормального ветерана, чьи слова хоть как-то на меня подействовали, не было, реакция многих моих сверстников была, в общем, такая же. На подобных встречах все время говорились какие-то банальности, нормальный советский агитпроп. Но для советского руководства встреча с ветеранами была рабочей технологией по воспитанию столь необходимого патриотизма в подрастающем поколении. Сколько раз в учительской среде раздавался сакраментальный вопрос: «У кого есть проверенные ветераны?» (т.е. такие, которые знают, что нужно говорить подрастающему поколению и не начнут неформатные разговоры)
Для нормальной встречи с ветераном необходимо пространство интимности и доверия (чтобы мог состояться настоящий рассказ), а во встречах со «школьными ветеранами» (в которых мне пришлось участвовать) этого не было совсем, да и не могло быть. И я хорошо помню свое детское ощущение, что взрослым просто нужны эти игры, и они искренне верят, что дети в результате проведенных ими мероприятий получают то, что запланировано.
Несмотря на снисходительное отношение к этим встречам, перед самими ветеранами я всегда преклонялся. Я никогда не ходил на 9 мая на встречи ветеранов у Большого театра, но мне было достаточно произведений культуры – книг и фильмов о войне. Для меня ветераны – это фильм «Белорусский вокзал» и многочисленные документальные кадры, которых, слава Богу, снято предостаточно.
Советский агитпроп, благодаря которому у нас все считалось самым лучшим – и военная техника, и солдаты, и генералы, и конструкторы (только возникал вопрос: а чего ж четыре года-то воевали и почему такие потери?) – создал такую ситуацию, когда люди по принципу «от противного» готовы были поверить в просочившийся к нам позже немецкий военный агитпроп – «немцы круче всех» или во внешне убедительный бред Виктора Суворова о том, что мы первыми собирались напасть на немцев, а те нас «случайно» опередили. Самое интересное, что по этим лекалам (у нас «все лучшее») на встречах опрашивали и ветеранов, и что в эти лекала не вписывалось, то как бы и не существовало.
Для нормальной встречи с ветераном необходимо пространство интимности и доверия (чтобы мог состояться настоящий рассказ), а во встречах со «школьными ветеранами» этого не было совсем, да и не могло быть
В постсоветское время нам удалось получить уникальное новое знание о Великой Отечественной, в том числе благодаря новой работе с ветеранами. С конца 90-х новая правда о войне на совершенно новом уровне владения письменными историческими источниками стала достоянием наших граждан (особенно большое спасибо историку и писателю Алексею Исаеву). И именно тогда свою уникальную работу провел Артем Драбкин (стал нашим крупнейшим специалистом по устной истории), который взял несколько сотен интервью с реальными ветеранами (а по его примеру эту работу проделали ещё десятки исследователей Великой Отечественной). Его книги-интервью «Я дрался на Т-34», «Я дрался на истребителях» и т.д., его сайт «Я помню» – золотой фонд русской культуры. И эти уже тысячи интервью вкупе с новыми работами российских историков создали новый уникальный фундамент нашего знания о войне. Мы знаем и наши сильные стороны, и слабые (в том числе и реальные причины, почему у нас они были).
И мы по-человечески скорбим, провожая в последний путь наших ветеранов. Но теперь для молодых не так фатален, а для истории не так страшен их уход. Мы готовы, мы успели с ними поговорить, ОНИ УСПЕЛИ нам рассказать, и их рассказы услышат и прочтут следующие поколения...
