Кто я такой, чтобы говорить о вере? Не дипломированный философ или богослов, не священнослужитель и не настолько ополоумевший, чтобы считать себя опытным в духовных вопросах.
Но кто я такой, чтобы не говорить о вере? Признавая красоту мысли, что вера для человеческой души так же естественна и необходима, как воздух для человеческого тела, согласиться с ней могу лишь отчасти. Жизнь показывает, глаза видят, ум анализирует и сердце понимает, что миллиарды людей существовали, существуют и будут существовать без веры. Значит, она не настолько безусловна и безоговорочна для человека, как кислород для его лёгких. А о том, что не безоговорочно, но в твоих глазах важнее всего важного, нужно говорить.
Никто не способен составить путеводитель к вере: это ведь не путь ума, но путь сердца, не оставляющего видимых следов. Однако именно рациональность ума в большинстве случаев препятствует человеку приблизиться вплотную к порогу веры. Попробуем вместе сделать первый и последующие шаги простых рассуждений, подводящих человека к разделительному дорожному камню, от которого каждого уже его сердце может повести к вере, к неверию, к суеверию. Задавая на каждом шагу один вопрос, попытаемся пробраться по лабиринту мысли. Не будем ставить грандиозную цель привести всех в правильную точку назначения. Ограничимся скромной задачей – помочь определить каждому из нас точку своего местонахождения в настоящий момент жизни.
Шаг и вопрос первый
Кто такой человек?
Один из постулатов психологии личности гласит, что ребёнок тогда осознаёт себя отдельным от окружающего мира индивидом, когда, глядя на своё отражение в зеркале, озаряется внутренним вопросом – «Неужели это – я?». Этот вопрос открывает для детского сознания тайну: реальность – это не только «мир» и «я в мире». Это ещё и разделение на видимое «внешнее Я» и скрытое «внутреннее Я». И со вторым «Я» всё сложнее: в зеркале его не увидишь.
Схожий вопрос проводит и другую важную границу между детством и взрослой жизнью. Можно выглядеть сколь угодно взрослым по внешним признакам – физиологическим, бытовым, культурным, – но невозможно быть им, пока не обнаружил в самом себе необходимости понять, кто такой человек.
Если отбросить первые выскочившие из пыльного каталога памяти готовые афористические реакции. «Человек – это звучит гордо», «человек – мера всех вещей», «человек – царь природы» – все эти не лишённые глубины изречения из-за частого и бездумного их использования превратились в полуфабрикатные формальные ответы к сложной живой задаче. В большинстве народонаселения мы даём ответы по принципу рефлекса собаки Павлова, не запуская мыслительный процесс. Давайте всё-таки его запустим, пока этот двигатель не заржавел насовсем.
Спрашивая себя о человеке, мы задаёмся загадкой, имеющей лишь две полярных разгадки. Все возможные промежуточные решения не несут в себе сущностных отличий от них.
Ответ первый: я смотрю вокруг и вижу лишь пейзаж, из которого, при всём многообразии ландшафтов, климатических зон, флоры и фауны, ничего не выделяется. И люди из него не выделяются, потому как являются естественной, неотрывной и равноправной частью природы. Цивилизационные достижения человечества, от изобретения колеса до строительства атомных электростанций, не ставят Homo sapiens за пределы фауны и не поднимают над ней. Все технические и научные достижения являются лишь частным случаем эволюционного приспосабливания к условиям окружающей среды. Навыка, общего для всего живого.
Всякое животное стремится к наиболее благоприятному существованию. Некоторые виды добиваются этого за счёт хищного образа жизни и индивидуальной охотничьей тактики. Другие пытаются использовать преимущества мощной «базовой комплектации», обезопасив себя крупными размерами. Третьи берут на вооружение возможности коллектива и становятся социальными животными, создавая строгую иерархию с чётким разделением ролей между участниками.
Там, где медведи и тигры живут за счёт свирепого нрава, острых клыков и физической мощи; где слоны и носороги являются неуязвимыми благодаря размерам и крепости кожи-брони; где муравьи создают сложные и работающие как часы сообщества-муравейники, а волки живут в стаях со строгой дисциплиной, – там человек создал технические средства выживания и выработал правила взаимодействия. При всей разнице масштабов и форм деятельности по своей сути человек ничем не отличается от животных. По устройству внутренних органов он почти идентичен свиньям. По внешнему виду и даже составу молекулы ДНК он совсем-совсем недалеко ушёл от человекообразных высших приматов. По образу жизни он почти во всех ситуациях следует простейшим животным инстинктам: выживания, размножения, уничтожения конкурентов по выживанию и размножению и так далее.
Благодаря выгодным стартовым эволюционным позициям и последовательному развитию своих сильных сторон человек стал доминирующим биологическим видом. Хотя и данное утверждение на самом деле спорно: например, насекомые значительно превосходят человека как по общей биомассе, так и по ареалу распространения. Так что человек – это такое же животное, как и все остальные, просто занимающее наиболее высокое место в эволюционной цепи живых организмов. Но это всё равно цепь, то есть система неразрывно связанных родственных элементов, характер которой лучше всего передаётся восприятием животных как «братьев наших меньших». И нет оснований рассматривать человека как нечто особенное, как существо, чем-то кардинально выделяющееся из общей биомассы планеты Земля
Ответ второй: человек связан с природой очень крепкими узами, но эти узы не всегда были и не всегда будут неразрывными. Человек принадлежит природе, но не целиком, а только своей материальной составляющей. В том, что я не желаю становиться на один уровень с собаками, кошками или курицами, нет никакого высокомерия в отношении этих и любых иных животных. Работает основанное на последовательной логике, без перехлёста эмоций через край, понимание: нахождение на одном уровне с кем-либо подразумевает наличие общих преимуществ и недостатков.
Соглашаясь считать себя равным животному, сколь угодно высокоразвитому и сложному, я не нахожу новых преимуществ, зато лишаюсь преимуществ прежних, человеческих. Например, в ту же секунду я отказываюсь от великой радости творчества: животные лишены радости создания чего-либо, отсутствующего в окружающей реальности. Они способны использовать те или иные предметы в качестве вспомогательных орудий и приспособлений или строить сооружения различной степени сложности. Но животным не дана способность преобразовывать действительность собственной фантазией, создавать принципиально новое, не известное в том или ином виде в природе. Оттого столь революционное значение в развитии первобытного человечества приписывается изобретению колеса – его негде было подсмотреть в готовом или почти готовом виде. Чтобы создать такую форму и приспособить её для практического использования, понадобилось абстрактное мышление, фантазия, воображение – то, чего животные лишены (или наделены несравненно меньше).
Также, уподобляя себя остальной фауне, я лишаюсь такого неоценимого дара, как чувство прекрасного, способность замечать красоту и восторгаться ей. Не берусь судить, о чём конкретно думает или что чувствует волк, поднимая морду к ночному небу и воя на Луну. Однако не имею доказательств, что он любуется невероятным зрелищем звёздной Вселенной и делится своим восторгом с сородичами. А я – любуюсь, восторгаюсь и делюсь этими чувствами с себе подобными, потому что я человек. Может быть, жеребец, видя перед собой кобылу, и оценивает её по какой-то своей «таблице привлекательности» для акта продолжения жизни – но нет оснований полагать, что он находит её более красивой, менее красивой или совсем «дурнушкой». А я – могу восхититься красотой лошади, тигра, оленя, не говоря уже о священном трепете перед красотой женщины, потому что я человек.
Наконец, становясь в одну шеренгу с млекопитающими и хордовыми, мне придётся выскоблить из ума и сердца нравственность, разделение поступков и ситуаций на «правильно» и «неправильно», «хорошо» и «плохо». В животном мире всё то, что способствует твоей безопасности и размножению, есть «правильно», всё, что этому препятствует – «неправильно». Иногда соображения личного выживания заменяются интересами коллектива, семьи, стаи, но это лишь более высокий уровень животного инстинкта самосохранения. «Выживет мой род и его потомки – значит, я передам дальше биологическую эстафету, следовательно, я «участвую» в этой гонке даже после личной смерти».
Отсутствие у животных понятий «добра» и «зла», выходящих за пределы семьи и вида, при наложении на человеческую природу порождает явления сродни германскому нацизму XX века. Нацистская идеология была основана именно на подобном принципе: то, что помогает выживанию нашей «правильной» расы, способствует её размножению и укреплению, это «правильно». И не важно, если это «правильно» включает преследование и уничтожение представителей других рас, «неполноценных» или «вредных». Ради достижения «великой» (но такой примитивной) цели все средства хороши. Здесь нет места понятию «преступление» – нормальная борьба «за место под солнцем».
Если я соглашусь уравнять себя с животным миром и откажусь от таких сугубо человеческих свойств, как творчество, чувство прекрасного и нравственные ограничения, получу ли взамен какие-то иные преимущества? Не получу: у животных нет перед человеком никаких преимуществ, не считая врождённых данных вроде скорости бега, объёма мышечной массы или способности выживать в диких условиях без рукотворных приспособлений, включая одежду и огонь. И даже этими преимуществами животные не могут, даже если бы захотели, добровольно с нами поделиться: ни клыками, ни шкурами, ни пониженной внутренней температурой организма.
Выходит, что нет никакого смысла человечеству принижать значение созданной им цивилизации, спускаться с высот мысли, достигнутых наукой, с высот духа, обнаруженных богословием и философией, с высот сердца, покорённых искусством, и яростно перечёркивать разницу между собой и всеми остальными обитателями Земли. Человек – это нечто совсем другое, нежели всякое природное явление и существо. Он в предельно значительной степени живёт по законам природы, зачастую подражает, вольно или невольно, животным – но то, что он создал своими руками, и то, что живёт в его голове и сердце, не оставляет сомнений в том, что человек не равен природе, что он состоит и ещё из чего-то внеприродного и надприродного.
***
Итак, два ответа получены, конечно, наспех и скудно, но всё-таки сформулированы. Пришло время выбрать один из двух вариантов, что такое и кто такой человек. Если ты, уважаемый читатель, выбрал второй ответ, сбережём на будущее слова и печатную площадь и встретимся в следующей главе, где перед нами встанет следующий, не менее важный и интересный, вопрос.
С тобою же, выбравший первый ответ уважаемый читатель, настало время нам проститься. Да, общение наше выдалось непродолжительным, однако невозможно достичь какого-либо города, если безостановочно кружишь по объездной дороге и не намереваешься с неё съезжать. Так и нет шансов докарабкаться до вершины веры, если кружишь вокруг подножия горы по проторенной колее под указателем «Человек – это животное и ничего кроме животного». Животное не найдёт Бога, оно Его не ищет, хотя во всём зависит от Его воли, другой жизни оно и знать не хочет.
Странно наблюдать людей, желающих себе такой доли, но у них, в отличие от тех же животных, есть священная и требующая уважения свобода быть кем угодно. Потому, со всем возможным уважением, – прощайте и всего вам доброго.
